— Ты же утверждал, что ее убил Тагаев?
— Оставить голову на плечах твоего любовника я не
обещаю. Если честно, пристрелю его с удовольствием.
— Ага, только особо не торопись, а главное — береги
задницу, если он тебя найдет, с головой тоже не отпустит.
— Когда в деле замешана женщина, — подмигнул
Лукьянов, — все становится слишком личным. Ты не находишь?
— Я все больше теряю. Значит, в гостинице ты застал
Филиппова уже мертвым? Должна тебя разочаровать. Официантка разговаривала с ним
после ухода Тагаева.
— Ты в этом уверена? — вновь улыбнулся Лукьянов.
Его улыбка начала вызывать у меня тихое бешенство. — Ты уверена, что она
говорит правду?
— Зачем ей врать?
— Чтобы выгородить Тагаева, разумеется.
— У нее не было времени, чтобы все это выдумать.
— Кому-то хватило двух минут, чтобы позвонить ей и
предупредить: если она не скажет то, что сказала вам, до вечера не доживет. У
твоего дружка отменная репутация, уверен, девушка повторила слово в слово то,
что ей велели.
— Если бы ты назвал хоть одну причину, по которой
Тагаев мог убить Филиппова, причем сам и так по-дурацки, я бы, возможно,
поверила.
— Вот и давай разбираться, — предложил он.
— Ты пришел, увидел труп и оставил мне записку, —
разглядывая ногти, напомнила я.
— Оставил. Чтобы ты по-настоящему заинтересовалась этим
делом. Чтобы оно стало личным. Ты очень забавный человек, — продолжил
Лукьянов, разглядывая меня с довольно странным выражением на физиономии: смесь
любопытства и жалости. Не очень-то это приятно для моего самолюбия, впрочем, не
оно меня сейчас заботило. — Ты веришь в справедливость. Ведь ты веришь?
— Не очень.
— Это ты сейчас так говоришь. Возможно, я не так
поставил вопрос. Тебе хочется верить. Тебе постоянно чего-то хочется: то
любить, то восстанавливать справедливость. Не знаю, что это, блажь или свойство
характера, для меня важно одно: ты докопаешься до истины, по крайней мере,
попытаешься. И твоя большая любовь к Деду, а также к твоему дружку никакого
значения не имеют. Истина дороже, — засмеялся он. — Правда, когда
истина открывается… но сейчас не будем об этом. Так вот, из-за этой твоей
непроходимой глупости я и пришел. Я уверен, ты не сдашь меня и будешь
старательно копаться в этом деле, а я тебе помогу. Цели у нас разные, но
некоторое время мы вполне можем побегать вместе. Согласна?
— Еще бы. А жить ты собираешься у меня? Я это к тому,
что, может, установить дежурство по очереди? Ребятишки явились по твою душу…
— Они мало чего стоят, поверь мне. Обычные дегенераты,
ума хватает лишь на то, чтобы ломать кости.
— Иногда дуракам везет, а мои кости мне нравятся.
— Мне мои тоже. Не возражаешь, если я приму душ? —
вдруг спросил он.
— Валяй. Я пойду спать. В моей квартире ты должен
хорошо ориентироваться, так что объяснять тебе, что здесь и где, не стоит.
— Спокойной ночи, дорогая, — сделал ручкой
Лукьянов и удалился, а я стала подниматься в спальню. — Эй! —
окликнул он. — Забыл спросить: а где зверь?
— У подруги.
— Жаль. Я надеялся увидеться с ним.
— Приличной собаке это ни к чему.
— Дорогая, не забывай, что это я подарил тебе таксу, и
ты даже назвала его в мою честь. У людей есть дети, а у нас с тобой собака.
— Пожалуй, стоит подать на алименты, — согласилась
я. Лукьянов наконец-то скрылся в ванной.
Я устроилась на постели, запретив себе о чем-либо думать. С
души воротило от Лукьянова, от его рассказов и от себя самой. Однако кое-что
следовало проверить, например, показания девушки из гостиницы. В общем-то,
ничто не мешало Тагаеву позвонить ей и заставить сказать то, что она нам тут же
и рассказала. Однако причина, по которой Тагаев мог убить Филиппова,
по-прежнему виделась весьма и весьма смутно. Абсолютная чушь. Правда, была еще
папка. Что, если в ней нечто такое, из-за чего Тимур решил рискнуть? Некая
информация, которая оправдывала риск. А откуда ее получил Филиппов? Да откуда
угодно. К примеру, привез эту папку из Москвы и даже специально явился для
этого. Но мог получить ее и здесь. От кого? От Деда? А если не от Деда, а, к
примеру, от Никитина? Или от того же Тагаева. Но в изменившейся ситуации тот
предпочел ее вернуть. Если бы я знала, что в папке, то разобраться, что за
хрень творится вокруг, было бы гораздо проще. Тагаев утверждает, что там
обычные документы по строительству. Кстати, и это может быть правдой. Хотя бы
чисто теоретически. Филиппов встречался здесь с Тагаевым и Ларионовым.
Возможно, вел переговоры. Или торговался? И предметом их торга вполне могла
стать красная папка. Лукьянов приходил в гостиницу для того, чтобы забрать ее,
да вот беда, Тагаев его опередил. Вполне приличная версия. И сейчас Лукьянов
будет искать не убийц предполагаемой возлюбленной, а все ту же папку. Он
считает, что с Тагаевым нас связывает нежная дружба, и надеется через меня
подобраться к Тимуру. Может, стоит рассказать парню, как мы расстались, чтобы
он зря не мучился?
Тимур утверждает, что Светлану убили по приказу Деда, якобы
для того, чтобы избавиться от Лукьянова, Лукьянов кивает на Тагаева, а у меня
сильные подозрения, что убил ее сам Лукьянов с неясной пока целью.
«Разберемся», — оптимистично решила я и услышала, как Лукьянов прошел в
спальню напротив, сказал: «Спокойной ночи», и закрыл дверь. Подобная наглость
прямо-таки изумляет. Ладно, если сюда нагрянут московские мальчики, это его
проблемы. Мне-то вряд ли нанесут увечья, учитывая особое расположение ко мне
Деда.
С этой мыслью я повернулась на правый бок и вскоре заснула.
Глаза я открыла уже под утро, за окном то ли дождь, то ли снег, в комнате серые
сумерки. И вдруг меня поразила мысль, что Лукьянов рядом. Вот он, в комнате
напротив. Достаточно открыть дверь или позвать погромче… Сколько ночей я об
этом мечтала: позвать погромче, дверь откроется, и он войдет. Потом усердно его
забывала. Вроде бы даже ненавидела. И убить хотела вполне серьезно, потому что
он гад и сволочь. Хотя на самом деле хотела другого, того, чего хотят все бабы:
чтобы пришел, пустил слезу, бухнувшись на колени, а я, обняв и все простив,
совершила что-нибудь героическое. Или глупое. К примеру, сбежала бы с ним на
Шпицберген. Хотя я даже не знаю, где это.
И вот теперь он нахально является, скалит зубы и даже
рассказывает о подружке, которую вроде бы любил и желает отомстить за ее
смерть. И что я? А я ничего. Голову ломаю, что там в красной папочке.
