— «Хаммер», — подсказала я.
— Точно, «Хаммер».
Я устроилась на корточках, привалившись спиной к дереву.
— У вас закурить не будет? — спросила я виновато.
— Закурить-то есть, только вам такие не подойдут.
— Мне без разницы.
Он протянул мне сигарету и коробок спичек.
— Ну, я пойду. Крикните, если что, я тут в будке у
крайнего дома.
— Спасибо, — сказала я ему вслед.
Я сидела, курила, зябко ежась, и думала о Лукьянове. Что он
там говорил о пенсии? Работа у него скверная, и на пенсию с нее не выходят? Он
к своей пенсии готовился. Может, даже не один год. Купил участочек, дом
построил. С подвалом, а в подвале лаз.
Спустишься в этот самый лаз, а выйти можно уже в лесочке. А
еще имелся ледник, где удобно хранить все, что угодно. Труп, к примеру… Надо
полагать, свой собственный. Главное, повесить на него медальон и позаботиться о
том, чтобы труп разнесло на куски. Когда в ход идут гранаты, это нетрудно.
Можно еще гранату оставить, чтобы лаз засыпало. Как говорится, концы в воду.
Компромат Лукьянову был без надобности, и в нашем городе он появился, зная с
самого начала, чем все это кончится. Он ведь на пенсию собрался, оттого и
Филиппова убил, чтобы мальчики понаехали и устроили на него охоту. Он послал
меня к Валентину, точно зная, что я попаду к ним в руки. Рассчитывал, что мне
развяжут язык и я приведу их сюда. А я своим дурацким молчанием едва все не
испортила. Пришлось все начинать заново. Очень может быть, что сам Лукьянов и
намекнул ребятам, где его следует искать, хитро так намекнул, чтобы не вызвать
подозрений. И меня за диском отправил, чтобы я не смогла помешать осуществлению
его грандиозного замысла. Убивать меня, наверное, он все же не хотел, но и не с
собой же брать? Зачем? Где-нибудь возле теплого моря Лукьянов весело скалит
зубы и думать не думает, что я… Я прижалась затылком к шероховатому стволу и
засмеялась. Главное, убедить всех, что тебя нет. И его нет.
Я опять засмеялась и покачала головой. Тагаева наверняка
посетили те же мысли. Не зря он здесь объявился.
Я уткнулась лицом в колени, посидела так некоторое время,
потом поднялась и побрела к машине.
И опять пошли дни, похожие друг на друга, как братья-близнецы.
Днем я все больше спала, а по ночам бродила по улицам, потому что ночей
боялась. Очень подмывало сделать глупость, взять да сигануть с третьего этажа
головой вниз. Но Сашке это вряд ли бы понравилось, ему и ночные прогулки были
не по душе, правда, он терпел.
Ко всему можно привыкнуть, к дурацким мыслям тоже. И я
привыкала. В Новый год каталась с Сашкой с горки, выключив мобильник, чтобы
ненароком не нагрянули в гости друзья. Я сейчас не подходящий компаньон для
веселых праздников. Потерпите, ребята, все встанет на свои места, и я вновь
вольюсь в ваши ряды. «Ну вот, — думала я, вышагивая по заснеженной
улице. — Теперь все довольны. Те, кто остался в живых, я имею в виду. Дед,
сообразив, что его друзья имеют слишком большое влияние на Никитина, убрал его
чужими руками, заодно избавился и от Лукьянова. Теперь с компроматом на дружков
он имеет возможность диктовать им условия. Тагаев станет депутатом. Дед по
этому поводу разразится гневной речью, и они продолжат пудрить гражданам мозги.
Ларионов в большой чести у Деда, человек, на которого можно положиться. Вот
только Светлана… Она была права, когда говорила: вы меня поймете… Я ее
понимала. Поставить на кон все ради любви, которой не было. Рискнуть и
проиграть. Прости, что не оправдала твоих надежд. В этой игре у меня не было
шансов. Ведь я, как и ты, все-таки верила…»
Январь выдался морозным, а жизнь потихоньку налаживалась. Я
читала Сашке словари, устроившись у камина, он смотрел на меня умными глазами,
а когда я начинала реветь, тоненько поскуливал и лизал мне руки.
Однажды ночью в тишине квартиры прозвенел телефонный звонок.
Я сняла трубку, удивляясь, кому это приспичило в такую пору, но на другом конце
провода молчали.
— Ну и долго будем дурака валять? — разозлилась я,
подождала еще немного и швырнула трубку. А потом покрылась липким потом,
сползла на пол, таращась на телефон.
С той ночи я боялась выходить из дома, ведь мобильный у меня
сменился, а мне все казалось, что, как только я уйду, он непременно позвонит. Я
ждала, а когда он позвонил, не смогла вымолвить ни слова. Что мы могли сказать
друг другу? Он молчал, и я молчала, только сердце билось так, что того гляди
разорвется, а когда я, собравшись с силами, хотела что-то произнести, уже пошли
гудки.
И я опять ждала, ни во что не веря и ни на что не надеясь, и
он позвонил. Ночью. Должно быть, ему не спалось ночами, как и мне.
— Это ты? — спросила я, боясь, что вот сейчас он
бросит трубку, и услышала:
— Я.
Меня била дрожь, дыхание перехватывало, и я спросила
глупость:
— Где ты?
— Возле твоего дома, — хрипло ответил он. Голос
был чужим, слова он произносил с трудом, словно и ему было трудно дышать.
— Господи, — прошептала я и бросилась к двери,
распахнула ее и увидела Тагаева. Ноги у меня подкосились, я бы рухнула на пол,
не подхвати он меня на руки.
— Девочка моя, — прошептал он с такой мукой, что
все поплыло у меня перед глазами, пнул ногой дверь, она захлопнулась, а он
уткнулся лицом в мои волосы, жарко шепча:
— Все хорошо. Я с тобой, я всегда буду с тобой.
В ту ночь я кричала от отчаяния, а он думал, что от счастья.
Под утро он уснул, лицо у него было умиротворенным и даже
счастливым. Я осторожно выбралась из постели и пошла на кухню. Заварила кофе,
стояла с кружкой у окна и смотрела, как падает снег. Просеменил Сашка, потом
послышались шаги, и вошел Тимур.
— Ты чего не спишь? — спросил он как-то
неуверенно.
— Снег идет, — улыбнулась я.
— Снег, — повторил он, обнял меня и сказал:
— Я тебя люблю.
— И я тебя.
Мы пили кофе из одной кружки, смотрели в окно и улыбались.
Мир за окном был белым-белым, такое чувство, словно заново родился.
Тимур не захочет, чтобы я узнала о том, что Лукьянов жив, и
будет молчать. Он будет молчать всю нашу жизнь. А это значит, что Лукьянов в
безопасности.
И сказал господь: кто имеет, тому дано будет, а кто не
имеет, у того отнимется и то, что он думает иметь.
