Судья выслушал адвоката, потом обратился к мудакам, есть что добавить? Те ответили, что нет, все и так ясно. После сказал, что о своем решении он сообщит после 16 часов.
Дубак вывел меня из зала, надел наручники, тут подошли Мустафа и Ольга.
— Я думаю, все будет хорошо! — обнадежил адвокат.
— А меня сейчас куда?
— Думаю, обратно в тюрьму, сейчас только час дня. Я дождусь результатов. Если тебя освободят, то привезут туда, где арестовывали, я тебя там буду ждать. Давай, до вечера.
— Узнаете приговор — позвоните матери! — попросил я Ольгу.
Через час я уже сидел в камере и рассказывал о процессе. Мне оставили обед, но есть не хотелось, я каждые пять минут смотрел на часы, но стрелка словно прилипла к циферблату, так она медленно отсчитывала время. Около 17–00 пришел Болтун и сказал, что в тюрьму пришли факсы с приговорами, сейчас их разрежут, и он постарается узнать насчет меня.
Эти 30 минут, что Болтун отсутствовал, показались мне вечностью, наконец он вошел и сообщил, что я оправдан за отсутствием состава преступления. После этих слов у меня подкосились ноги, я сел на чью-то кровать и не мог ни стоять, ни говорить, меня душили спазмы. Год! Год! Целый год я просидел в тюрьме за чужие ошибки!
Все принялись поздравлять и похлопывать меня по спине. Тут я заметил, что нет немца, а к нему, оказывается, консул приехал. Вот так! Вчера арестовали, а сегодня уже консул приехал! Как же, гражданин Федеративной Республики Германии! Немцы своих не бросают, молодцы!
По старой тюремной традиции я стал раздавать свои вещи, раздал все, себе оставил только то, во что был одет. Отдал также и остатки денег, себе оставил только словарь, дневник, по совету Болтуна, пришлось оставить. Хабиб-Олигарх взял ручку и на изнаночной стороне штанины моих джинсов написал номер телефона.
— Ты хороший человек, Иван, я, правда, хотел помочь тебе, но не смог!
— Да ладно, Хабиб! Я не обижаюсь!
— Нет, послушай, если бы я освободился вперед тебя, все было бы по-другому. Но что теперь об этом говорить. Это номер моего сына Стефана, он сейчас в Сусс, приехал из Франции, я рассказывал ему про тебя. Если будут проблемы, позвони, он решит их.
— Какие могут быть проблемы, Хабиб, если я равах (свободен)?
— В Тунисе проблем сколько угодно, я сомневаюсь, что у них найдутся деньги на твою депортацию.
Я был настолько опьянен свободой, что не придал значения последним словам Олигарха.
В 19–00 пришли и официально объявили об освобождении, я со всеми обнялся, пожал руку и собрался было идти, как Болтун что-то сказал и все мои, уже бывшие, сокамерники как один вышли в коридор и построились.
— Скомандуй «смирно!», — попросил уголовник. — У нас есть традиция, если освобождается особенно уважаемый зэками человек, то его просят проститься таким способом.
— Я за год не видел такого ни разу.
— Ну, значит, не было таких уважаемых людей! Это очень редко бывает, но тебя, Руси, мы уважаем! Если у вас в России все такие, то это великая страна!
— Тиррам! (Смирно!) — громко скомандовал я.
Все встали по стойке «смирно» и отдали мне честь. По пути к выходу все то время, что я шел, со всех камер неслись крики: «Руси! Руси! Руси!», многие припали к зарешеченной двери и пытались пожать мне руку. Кругом стоял рев сотен глоток, так тюрьма прощалась со мной. Я думаю, они еще и детям и внукам будут рассказывать, что сидели вместе с русским.
Шмона как такового не было, мне отдали чемодан, вернули сотовые телефоны, батареи за год разрядились, сим-карта «прогорела», вернули паспорт и остатки присланных мамой денег, выдали справку об освобождении, я последний раз оттиснул палец на расписке, что получил все в целости и сохранности, тогда не до проверки было, засунул в чемодан тетрадь-словарь и прошел к выходу.
Глава 32
На проходной полицай спросил, куда я сейчас пойду, я ответил, что не знаю, и попросил телефон позвонить. Я набрал номер Фараха, но он был недоступен. У Титти телефона не было, когда он сел, их еще и в помине не было, Тамил тоже не отвечал. Был еще номер сына Олигарха, но стоять и при дубаке выворачивать штанину я не решился.
— Ну, раз за тобой никто не приедет и тебе некуда идти, мы обязаны отвезти туда, откуда тебя привезли, таков закон, пусть они теперь думают, чего с тобой дальше делать, — заключил дубак. — Сейчас пересмена закончится, Абдалла в той стороне живет, он тебя подбросит.
Уже стемнело, наступила удивительно теплая африканская ночь, на небе сверкали звезды, желтел полумесяц, и не было ни одной тучки. Вскоре на видавшем виды «Рено» подъехал неведомый Абдалла, так как тюремные надзиратели боятся по городу ходить в форме, чтоб не схлопотать, одет он был в гражданку.
Невысокого роста, худощавый, лет двадцать пять. О чем-то поговорил с надзирателем на воротах и жестом пригласил сесть в машину. Я сел на место рядом с водителем. Когда выезжали, впервые увидел систему ворот, оказалось, за этими воротами еще длинный коридор, по верху ходит автоматчик, затем еще одни такие же большие ворота, рядом будка, в ней дубак с автоматом, сзади небольшая дверь.
Наконец мы покинули тюрьму, и Абдалла свернул в сторону Сусса. Он оказался на редкость молчалив, я задал пару вопросов, но, увидев отсутствие желания пообщаться, перестал обращать на него внимание.
До города было километров семь, местность довольно пустынная, вдоль дороги росли только кактусы с большими мясистыми листьями, увешанными множеством колючек. Навстречу попадались редкие автомобили, видимо, желающих ехать в том направлении, которое мы только что покинули, было мало.
Город встретил сиянием огней и множеством людей, в основном мужского пола, праздно шатающихся по улицам. Работали многочисленные придорожные магазинчики и кафе, стали попадаться туристы, которые отличались от местных белым цветом кожи и меньшим количеством одежды. Повиляв по узким улочкам, мы подъехали к знакомому мне зданию полицейского участка, где я содержался год назад. Абдалла зашел вовнутрь и вскоре вышел с полицейским офицером и Мустафой. Передал им меня из рук в руки и укатил не прощаясь.
Полицай взял справку об освобождении и куда-то ушел, я остался один на один с адвокатом.
— Спасибо, Мустафа, за все! А где Ольга?
— Ты честный человек, поэтому я и помог тебе! А Ольга ждала, но знаешь, у нас не принято, чтоб замужняя женщина долго по ночам из дома отлучалась. Если хочешь, я позвоню ей.
Я поговорил с Ольгой, поблагодарил ее за все, она ответила, что рада была помочь соотечественнику. Поговорив с переводчиком, я заговорил с Мустафой о главном.
— Мустафа, я хочу провести собственное расследование, а после подать иск на Тунис, чтоб возместили моральный и материальный ущерб. Чтоб родным выплатили за смерть Натальи, а мне за то, что год местную баланду хлебал. Как это грамотно сделать?
