Арабские завоеватели требовали, чтобы хазары приняли ислам,
а византийская империя требовала от них принятия христианства, но правители
Хазарского каганата решили принять иудаизм в качестве государственной религии в
семьсот тридцать первом году нашей эры. Примерно в это время хазары начали
смешиваться с евреями, изгнанными из Ирана и Византии. Государство хазар уже с
начала десятого века подвергалось опустошительным набегам соседей, в том числе
и русских князей, и уже к концу этого века перестало существовать. Но часть
принявших иудаизм тюркоязычных жителей осела в Северном Азербайджане и
Дагестане. Постепенно смешиваясь с местными жителями, они образовали новую
народность – таты. Большинство из них стали разговаривать на особом диалекте фарси,
близкого к талышскому. В бакинских селениях, расположенных вокруг Баку, татов
довольно много. Но это люди, принявшие ислам и говорящие в основном на татском
и азербайджанском языках. А вот в Красной Слободе, на другом берегу от города
Кубы, оказались потомки горских евреев, некогда принявшие иудаизм, но говорящие
на языке татов. В отличие от обычных европейских евреев, их стали называть
горскими евреями, или кубинскими евреями, ибо они проживали рядом с городом
Кубой. Их имена и фамилии почти не отличались от азербайджанских. Они говорили
в основном даже не на татском языке, а на азербайджанском, и лишь очень
немногие знали иврит или идиш.
В советские времена особых различий между народами и
национальностями, проживающими в одной республике, не делалось. И при переписи
многие таты, исповедующие ислам, и горские евреи, исповедующие иудаизм,
называли себя азербайджанцами, как и талыши или курды, живущие в составе одной
республики и говорящие на одном языке. И если коренные азербайджанцы – это
потомки тюркоязычных племен, ныне проживающие на территории Азербайджана, то
все остальные имели свои национальные особенности и даже языки, например, таты,
лакцы, талыши, удины, албанцы, аварцы, курды, лезгины.
Самое поразительное, что в самом городе Кубе, рядом с
которым находилась Красная Слобода, проживали мусульмане-шииты, тогда как
вокруг Кубы было много сел с населяющими их мусульманами-суннитами. Кроме того,
в соседних районах жили удины, лезгины и аварцы. А в самой Красной Слободе
проживали горские евреи. Не говоря уже о селениях молокан, перебравшихся на
Кавказ еще в прошлые века. Но несмотря на такое перемещение народов и религий,
люди жили здесь довольно дружно. Вместе обрабатывали плодородную землю, вместе
отмечали праздники, вместе защищали свою землю от врагов. Если бы в Кубе или в
Красной Слободе, которые отделяла друг от друга небольшая река Кудиалчай,
кто-нибудь рассказал о еврейских погромах, потрясавших царскую Россию в начале
двадцатого века, или о фашистских гетто, существовавших в Европе уже в середине
века, здесь бы очень удивились и не поняли подобного варварства. Более того.
Это было одно из немногих мест в мусульманском мире вообще, где мирно проживали
шииты и сунниты. Они дружили, женились, брали девушек из соседних сел, отдавали
своих парней и не понимали, как можно убивать друг друга из-за религиозной
нетерпимости, столь характерной для всего остального мусульманского мира.
И если повсюду в мире ожесточенное противостояние между
шиитами и суннитами было почти запрограммированной нормой, при которой люди
убивали друг друга, то здесь ни о чем подобном даже не помышляли. В
Азербайджане вообще не совсем понимали, как можно убивать своего соседа только
потому, что он мусульманин иного религиозного направления. И даже вспыхнувшая
армяно-азербайджанская война из-за Нагорного Карабаха была тяжелым испытанием
для мирных азербайджанцев, привыкших жить в мире и дружбе со всеми соседями,
населяющими их страну.
Дронго решил, что выедет в Красную Слободу только
послезавтра. Сначала он хотел встретиться и переговорить с различными людьми,
имеющими отношение к этому алмазу. Кроме других причин, врач, который лечил
Семена Измайлова, сам тяжело болел и находился в Баку. Именно поэтому Дронго
попросил Бориса Измайлова подсказать ему адреса доктора Мильмана, бывших
владельцев алмаза Шекерджийских и Валиды, которая проживала в квартире,
купленной ей покойным ювелиром. Борис, не раздумывая, написал все три адреса и
три телефона.
– Выедем в Кубу послезавтра утром, – предложил Дронго на
прощание.
– Очень хорошо, – почему-то обрадовался Борис, – как раз
послезавтра там соберутся все, кого я указал в нашем списке. Некоторые при-едут
из города. Все, кроме Валиды.
– Почему?
– Послезавтра будет первый день рождения нашего дяди,
который мы отметим без него. Поэтому мы решили собраться вместе в нашем доме в
Красной Слободе и поужинать. Вспомним его.
– Ясно. Тогда завтра я поговорю с людьми, номера телефонов
которых вы мне дали. А послезавтра утром мы поедем с вами в Кубу, – решил
Дронго.
В этот вечер он долго сидел в кресле, вспоминая свой
разговор с молодым ювелиром. Затем подсел к компьютеру и работал до четырех
утра, разыскивая нужную ему информацию. Но на следующий день он не поехал ни по
одному из указанных адресов. Он решил провести еще одну встречу, до того как
начнет встречаться с людьми из списка. Поэтому он позвонил своему давнему другу
Натику, об отце которого говорил Борис Измайлов. Это был один из самых старых и
известных ювелиров Баку – Расул Расул-заде.
– У меня к тебе просьба, – попросил Дронго своего друга, –
мне нужно срочно встретиться с твоим отцом.
– Он сейчас болеет, – недовольно ответил Натик. – А зачем он
тебе нужен?
– По очень важному делу. Хочу с ним проконсультироваться. И
кроме него, мне никто не сможет помочь. Ты позвони отцу, извинись и скажи, что
я хочу зайти к нему буквально на несколько минут.
– Ладно, – согласился Натик, – он к тебе всегда хорошо
относился. Часто спрашивает меня, где ты пропадаешь, почему не заходишь. Когда
ты хочешь к ним поехать?
– Прямо сейчас.
– Я все узнаю и тебе перезвоню.
Натик перезвонил через пять минут и сообщил, что его отец
будет ждать Дронго. Еще через полчаса они уже сидели вместе в квартире
известного бакинского ювелира. Расул Расул-заде был легендой бакинских
ювелиров, одним из лучших экспертов в своем деле, человеком, который начал
заниматься ювелирным делом еще в тридцатые годы прошлого века. Он был
небольшого роста, суховатый, подтянутый, строгий, с кустистыми бровями и
редкими седыми волосами. Он принял их в гостиной, строго глядя на сына и его
друга. Сначала разговор традиционно шел о здоровье и родственниках. И только
когда на стол подали чай, Дронго осторожно перешел к цели своего визита.
– Извините, что вынужден вас побеспокоить, – сказал он, – я
хотел узнать у вас об одном драгоценном камне.
– О каком камне? – улыбнулся старый ювелир. – Я могу
рассказывать о любом камне целый день. И всю ночь. Какой камень конкретно тебя
интересует?
– Алмаз «Шах Аббас». Его предложили вам купить лет
пятнадцать назад, – пояснил Дронго.
