— Не в жизнь.
— Вдует. Жаль, конечно, но, пожалуй, вдует.
Он свято и ошибочно верил в верность принципа, которого придерживался некий римский трибун, когда, решая, что везти из Египта, зерно для бунтующей из-за голода черни или песок для арен, он безапелляционно выбрал песок.
По экрану монитора ползла информационная строка: «Волнения в Извойске, начавшиеся в пятницу вечером, сегодня переросли в массовые выступления жителей, которые захватили здание администрации и перекрыли движение на главных автомагистралях, связывающих регион с Санкт-Петербургом. Люди требуют отменить решение о закрытии трёх предприятий города, которые обеспечивают работой подавляющее большинство жителей. Подразделения ОМОНа, состоящие из жителей Извойска, по некоторым сведениям, отказались разгонять митингующих. Также поступают сообщения, что на площадях Екатеринбурга и Санкт-Петербурга собираются группы в поддержку протестующих Извойска. Совет Европы предостерёг президента страны от силового вмешательства в конфликт, как это происходило в ходе выступлений населения в последние месяцы. В этом контексте депутат Европарламента Ханс Колле упомянул об особом внимании к ситуации в России со стороны международного уголовного суда в Гааге. Впрочем, никаких официальных запросов из Гааги до настоящего момента не поступало».
— Свяжите меня с Кравченко, — сказал он и, получив трубку, тихо спросил: — Почему я узнаю об этом из информационных сводок?
— Николай Николаевич, всё под контролем.
— Ты почему мне не позвонил?
— Да там… в общем… бардак какой-то. Я вылетел, чтобы сам разобраться.
— И что?
— Мы туда московский ОМОН перебросили. Разберёмся.
— Разберётесь? Хоть один ещё пробитый череп, я с тебя погоны сниму.
— Да нет, Николай Николаевич, с черепами всё под контролем. Максимум пара синяков. Там у них конфликт производственный. Надо бы на хозяев поднажать. Пусть погодят с ликвидацией. Можно ведь аккуратнее всё, постепенно. Без резких движений. А так — провокация получается.
— И что они говорят?
— Нам — ничего. У них только с вами разговор получается.
— Хорошо. Можешь успокоить людей, предприятия не закроют. Я сказал!.. А Питер что? Екатеринбург?
— Там пока пустяки. В рамках. В Екатеринбурге тем более уже спокойно.
— Что значит «спокойно»? Я только что читал.
— Решили вопрос. Всё спокойно, Николай Николаевич.
— Мне надо точно знать, сколько вы повязали, сколько покалечили.
— Взяли что-то около двухсот. Ну и в больнице пятеро. Кстати, двое наших там же.
— Наши — не важно.
— Да, я понимаю, Европа. А ведь это на их денежки. Подпалят втихаря и раздувают. Чуть что — Гаага, человеческие права. А под шумок — керосинчику туда. Старый сценарий. И с хозяевами хорошо бы разобраться. Сдаётся, и тут не всё просто. Жадность, конечно. Но как-то одномоментно. Зачем? Вам бы знать…
— С людьми надо разговаривать. Хотя бы учиться этому надо.
— Не понимают слов, Николай Николаевич. Были бы лидеры настоящие, а то… Такие, понимаете, самопровозглашённые. Слабые вожаки. От них не зависит…
— Ну а с Питером что, как, управимся?
— Управимся, господин президент. Не впервой.
— Ладно, позже с тобой свяжусь.
Пожалуй, всё было сложнее, чем думал Кравченко.
Он закрыл глаза.
Брамс. «Колыбельная». Тихий мир…
— Подъезжаем, господин президент.
Дорогу строили долго, любовно, с большими скандалами, прорубая её напрямую через заповедный, уходящий внутрь города лес. Строили по самым передовым технологиям. Чтобы добиться высокой плотности, на песчаную подушку толщиной в метр укладывали ещё одно основание из гравия, уплотняли отсевом, полученным при дроблении щебня, а затем поверх клали несколько слоёв асфальтобетона.
Состав асфальтобетона подбирали лабораторным путём с учётом запланированного качества дороги, климатических условий, выбирая оптимальное соотношение щебня, битума, отсева от дробления, гравия и минерального порошка.
Причём верхнее покрытие состояло из трёх слоёв: в основание шёл крупнозернистый асфальтобетон, выше — среднезернистый и поверх двух слоёв — плотный.
Весь этот пирог нагревали до температуры от 110 до 170 градусов и затем укладывали на трассу асфальтоукладчиками. Смесь уплотняли вибромашинами, катками, выполняя до пятнадцати проходов по одному отрезку. Через двое суток асфальт застывал.
Сразу после сдачи в эксплуатацию была произведена разметка.
Теперь дорога была готова, закончен последний участок, новенькая, гладкая, как из салона. Ещё не были установлены знаки, радары, посты автодорожных служб. Ещё ни одна машина не пронеслась по её сверкающей коже.
На протяжении километра трепетали государственные флаги с протянутыми между ними гирляндами из разноцветных шаров. Сотня корреспондентов и пара сотен чиновников вот уже полтора часа мёрзли по обочинам трассы. На некотором расстоянии от них скукожился духовой оркестр. Лес был оцеплен в радиусе выстрела СВД.
Наконец вдали заблистали сине-жёлтые огни президентского кортежа.
Все сразу ожили, подтянулись.
— Четвёртый, трёхминутная готовность.
— Вижу. Четвёртый.
— Контроль план Б.
— Исполнено.
— Две минуты.
— Есть. Восьмой.
— Полный контроль.
— Минута.
— Ждём.
— Принимаем.
— Исполнено.
— Прибыли, господин президент.
Выпав из замедляющегося кортежа, президентский лимузин свернул на резервную полосу и остановился напротив широкого тента с горящими газовыми обогревателями по бокам. Начальник охраны выскочил из машины и, озираясь по сторонам, распахнул дверцу президента.
Он бодро вышел из автомобиля, захватив рукой пальто. Именно таким, уверенным, энергичным, спортивным, его привыкли видеть. Он задавал тон. Это было заслугой жены, это она с присущим ей лисьим нюхом на безошибочно угаданный эффект раз и навсегда задала ему алгоритм поведения на людях. А между тем он не чувствовал себя ни энергичным, ни уверенным. Ему совсем не хотелось выступать, улыбаться и быть здесь. Вечером его ждала Даша.
Он улыбнулся и протянул свободную руку для приветствий, прикрыв пальто мокрое колено.
Под тентом стоял стол с горячим чаем. Туда увлёк его Юрий Ильич Супрун, вице-премьер и старый друг, с которым они учились в Саратове. Протокольная чопорность исчезала, стоило им остаться наедине, речь сразу приобретала человеческий вид и сердечность. За ними последовали несколько человек во главе с виновником торжества Ибрагимом Мамедовым, владельцем нефтяных терминалов, стальным королём, строительным магнатом и кем-то там ещё, о чём не говорили вслух, но знали. Все они деликатной группой замерли поодаль и стали пить чай.