Я любуюсь старым-добрым Пале-Роялем.
Старый добрый одесский армянин любуется мною.
Я не вожделею куска недвижимости в пределах этого каре.
Армянин не вожделеет меня.
Мы наслаждаемся созерцанием и покоем.
Именно для этого он и существует, Пале-Рояль.
К армянину подкатывает официантка-блондинка. И в томной манере Ренаты Литвиновой начинает закатывать глаза в ответ на его заказ, распыляя в созерцательный покой Пале-Рояля тягучий феромон неудовлетворённой жажды хоть каких-нибудь перемен. Желательно – материальных. В лучшую сторону. Но презентабельный армянин из белого «Мерседеса», кажется, претендует только на перемену блюд.
– И ваш фирменный оливье. Который топором порубленный.
Хочешь жить – умей терпеть. Официантка перестаёт выламываться и деловито строчит в блокнотик.
Ресторанчик «Maman» с французским акцентом в одесском Пале-Рояле. Где армянин заказывает совковый вариант салата оливье. Что может быть прекрасней? Разве что глоток кактусовой самогонки на пустой мочевой пузырь. Или таки коньяка? Армянского…
Сорокалетний армянский коньяк
Признаюсь честно: я не большой любитель коньяка. И уж точно – совсем не профессионал. Вот моя подруга Лена – не та, что одесская, а та, что сан-францисканская – она этот напиток очень уважает. Я всё больше как-то по самогону. Пшеничному, ржаному, кактусовому. Водки ледяной под селёдку-дунайку – с удовольствием. Виски под беседу и сигаретку. Текилу – под былое с лимоном и думы с солью. Абсента на голодный желудок опрокинуть под утренний Балаклавский пейзаж люблю. А с коньяком у меня как-то не сложилось. Нет, я не капризная. Пью, что наливают. Ем, что в тарелку положат. И дарёному коню в зубы не смотрю. И вообще – предпочитаю всё, что я делаю – делать от души. Или не делать вовсе.
Вот к своей подруге – не к той, что сан-францисканская, а к той, что одесская – я на день рождения с удовольствием прилетела апрель назад. Спецом на день рождения. Уж очень хотелось мне её увидеть и поздравить от всей души. Слов наговорить ласковых и всяких (всякие иногда даже полезней, когда, опять же, от сердца, а не лишь бы номинально-поздравительные). Подарок подарить – чтобы к лицу или по теме, а не купюру сунуть, как тут в большинстве случаев принято. Да и не только тут. Это общепланетарная практика. Деньги – это такой эквивалент колбасы и туалетной бумаги. Без них никуда – кто бы спорил. И, в любом случае, если дензнаки вдруг оказываются мерилом твоей любви к кому бы то ни было, то… То я не люблю сына своей одесской любимой подруги Лены.
Я вообще не люблю детей. Вот что это такое – «любить детей»? Это всё равно что поголовно любить людей. Как я могу любить всех подряд людей? Для начала – я далеко не со всеми людьми знакома. А из тех, с кем знакома, чувство любви вызывают – раз-два и обчёлся. Другие могут вызывать чувство уважения. К интеллекту ли, к заслугам ли. Желание пообщаться. Или раздражение. И, соответственно, ни малейшего желания общаться. С детьми то же самое. «Кто сказал, что инвалид не может быть сволочью?» Может. Вот так же и с детьми. Ребёнок вполне себе может быть сволочью. Разумеется, то обстоятельство, что инвалид или ребёнок оказался сволочью – никоим образом не должно ущемлять ни инвалидов, ни детей в их законных правах. А моё присутствие на дне рождении сына моей подруги – к его законным правам не относится. Равно как и к моим обязанностям.
И, разумеется же, как назло этот самый день рождения этого самого единственного сына моей подруги пришёлся на моё текущее октябрьское пребывание в Одессе, в тени винограда под Жеваховой горой.
Я об этом и не знала. Точнее – забыла. Память на даты у меня совершенно дырявая. Я день рождения собственного мужа путаю с днём рождения собственного ребёнка. Там какие-то восьмёрки, кажется. Я сама родилась восьмого числа! Потому иногда путаю свой день рождения с теми самыми, которых раз-два. И очень удивляюсь, когда мне присылают письма, звонят и шлют эсэмэски. Некоторых – так и вовсе готова убить. Потому что звонить мне в шесть утра только на том основании, что сегодня восьмое число и кто-то сидел на низком старте – так хотел быть первым! – совершенно не стоит. Такое впечатление, что у иных знакомых-приятелей просто задача такая: галочку поставить. Поздравил. Молодец. И ждать ответного шага. А я напоминалок в мобильный не ставлю. Где-то у меня в бумажных блокнотах всё, конечно же, записано. Но… разве ж вспомнишь, что надо помнить?
Или вот ещё сейчас человечество придумало очередной весьма удобный и ненапряжный способ ставить галочки: практически в любой социальной сети есть календарь, долбящий тебе: «У ста пятидесяти ваших друзей день рождения! Помогите им праздновать!» Помогают в беде. Праздновать не помогают. Праздник, он или есть – или его нет. А ста пятидесяти друзей просто по определению быть не может. Но все Васи, Пети, Семёны, Наташи, Алёны и проч., и проч., и проч. – подписанные друг на друга и в большинстве случаев друг с другом не то что пуд соли не съевшие, но даже чашку сладкого чая не выпившие, – непременно отписываются друг у друга на стенах в этих самых социальных сетях. Шлют открытки, банальные пожелания и букетики по пять баллов. Музыкальные и видеоролики. Такая иллюзия внимания. Он-лайн шапито. Небезупречная игра. Ни стоящих внимания комбинаций, ни ставок, ни выигрышей. Ни проигрышей. Но у некоторых самая настоящая паранойя развивается. Они же в виртуальное бытие тащат за собой совершенно реальный груз своих фобий, своей боязни быть забытым, недолюбленным. Необукеченным картинкой. И неизвестная Васе Алёна совершенно искренне обижается на ни разу не виденного ею Васю за то, что он не написал на её стене какое-нибудь: «Цвети, как роза в майский день, и пусть сияет каждый пень».
Некоторые дальше пошли: если под постом о смерти хомячка или любимой бабушки «R.I.P.» не написать – им же тошно. Они же это тут же вносят во внутренние, бумажные и виртуальные молескины. И напоминалка в мобилке должна каждые три дня пищать. Не то вдруг обида слишком быстро минует.
Вот так они и в жизни. Считают. Тех, кто на похороны не пришёл. Тех – кто на день рождения. И кто сотню-другую «поздравительных» баксов зажал.
Что до меня – так я лучше те дензнаки пропью. Чем буду играть в эти их лицемерные игры.
Далековато от темы детей, да? Как я не раз уже говорила, писала и прочим доступным мне образом несла в мир, дети – такие же люди, просто маленькие. И пока они нуждаются в нашей заботе – как то: еде, тепле, уходе – они её получают. Но любить маленькую гадость совершенно не обязательно. Как и любить гадость большую.
Сын моей одесской подруги Лены не так уж чтобы и маленький. Ему, кажется, двенадцать. А может, исполнялось тринадцать. Я не знаю. Не помню. Зато я точно знаю, что это наглый, избалованный, никакого уважения не заслуживающий и никакими талантами не обладающий манипулятор. Был бы он хотя бы манипулятором умным – и то было бы чем восхититься. Но манипулировать он может только старой больной бабушкой. И любящей его мамой. И буквально накануне собственного дня рождения он таких гадостей наговорил о маме всем вокруг, что моя подруга вынуждена была в воспитательных целях на некоторое время переселить его к отцу – своему бывшему мужу. Долго там дрянной подросток не просидел. Потому что места поменьше, жратва похуже и денег никто не даёт. А тут хочешь – материн кошелёк. А мать не в духе – так через калитку до бабки сбегай. Ту и просить не надо. Сама купюр отслюнит. Да ещё слезами умиления этого здоровенного кабана обольёт. И насмерть засюсюкает в ответ на его неприкрытое хамство. Вломить некому. Папа – бывший, потому что в наших странах всё ещё стоит знак равенства между «бывшим мужем» и «бывшим папой». Дед – работает. У дяди – своих двое. Лена вломить не может. И потому скоро сынуля вполне сможет ей вломить сам, тьфу-тьфу-тьфу. А что до меня, так моё дело вообще сторона. Я дружу с Леной. А не с её сыном.
