Я старалась быть предельно искренней, не скрывать своих чувств. Открывала ей сердце, чтобы согреть ее его теплотой. Порой случалось, правда, что силы покидали меня, и я переигрывала, пытаясь скрыть от нее свои душевные метания. Но она видела меня как на ладони. Она была полностью раскрыта навстречу мне. Словно ей были доступны самые потаенные глубины моей души. Наша духовная общность была так велика, что порой я решалась даже прочитать ей те тексты, которые писала. Обычно я никому их не показывала, даже Эльзе. Она всегда благодарила меня тихой улыбкой или ласковым словом на экране компьютера.
— Вы постоянно задерживаетесь допоздна, Лиор, — сказал мне мсье Лучиани.
На часах было около девяти. Он как раз вышел из своего кабинета, а я собиралась уходить, и мы столкнулись в коридоре.
— Просто то, что я делаю, мне очень трудно расценить как работу, — сказала я ему безо всякого бахвальства.
Его лицо на мгновение осветилось нежностью.
— Я заплачу вам за дополнительные часы, — объявил он.
— Вы мне и так неплохо платите, — ответила я.
Он пропустил мои слова мимо ушей.
— Я подумал вот о чем… почему бы вам не остаться здесь. Дом стоит почти пустой, три четверти никем не заняты. Я мог бы предложить вам практически отдельную квартиру.
— Спасибо, но я хотела бы вернуться сегодня домой. Мне необходимо иногда выходить, чтобы побыть в таком месте, которое я полностью считала бы своим. К тому же я делю квартиру с подругой, и мне не хотелось бы ее подводить.
— Понимаю, — пробормотал он. — Но, может быть, нужно отвезти вас домой?
У меня возникло искушение согласиться, я и правда очень устала, но потом меня бы замучила совесть, что я в такое время выдернула из дома Клода.
— Нет, спасибо, мне хочется немного пройтись пешком.
— Тогда хорошего вам вечера, Лиор.
У выхода меня остановила Джеральдина:
— Постой, возьми-ка вот это.
У Джеральдины было лицо женщины, которая успела пожить в свое удовольствие, пока ее формы были пышными, а ноги еще не стали варикозными и отекшими. Она часто ждала меня возле двери, чтобы дать мне с собой ужин на двоих, чем невероятно радовала Эльзу.
— Спасибо, Джеральдина. Я боюсь, скоро разжирею от всех вкусностей, которыми вы меня кормите, — ответила я.
— Ну, тебе еще есть куда толстеть! Кроме того, либо я их отдам тебе, либо выброшу, так что бери, и все.
Она пыталась уверить меня, что речь идет об остатках обеда. Но я прекрасно знала, что она готовит специально для меня — все вплоть до десерта.
— Знаешь, через два дня мать приедет? — спросила она.
— Да, мсье Лучиани мне сказал.
— Стерва она, вот что, — пробормотала Джеральдина, насупившись. Она явно ждала, что я начну вытягивать из нее подробности.
К приезду матери Серены все готовились как к какому-то важному событию. Клод и Джеральдина явно чего-то побаивались. Мсье Лучиани делал вид, что ему все равно.
— Ой, это торт «татен»? Обожаю его! — воскликнула я, пытаясь сменить тему.
Джеральдина тут же забыла о своем намерении позлословить и расплылась в довольной улыбке.
— Ну, расскажешь мне, как там все было!
Мать Серены приехала рано утром и закрылась с дочерью. Я ждала на кухне в компании Джеральдины и Клода.
— Она никогда долго не сидит. Час, не больше.
— Час в месяц, — язвительно отозвалась Джеральдина. — И это мать, между прочим.
— Не думаю, что мы имеем право ее осуждать, — мягко заметил Клод. — Она в депрессии с тех пор, как дочь заболела. И с каждым приходом сюда все глубже погружается в отчаяние.
— А Серене от ее визитов только хуже, — вставила кухарка, поставив передо мной чашку с кофе и большой кусок торта.
Я с ужасом посмотрела на него.
— Ты что, не любишь торт-пралине? — спросила она.
— Почему, люблю… Но не на завтрак же…
— Ну да? — удивилась она, посмотрев на торт. — Ладно, тогда я заверну тебе с собой. А что до той стервы, что мы обсуждали, нет ей прощения. Если ты мать, будь рядом со своим ребенком, и все тут.
Клод закатил глаза к небу и заговорщицки улыбнулся мне.
Мы ждали около часа и наконец услышали стук каблуков по мраморным ступенькам лестницы. Потом дверь в кухню открылась, и бывшая мадам Лучиани появилась на пороге. Она чуть задыхалась, глаза покраснели от слез. Клод встал, готовый выслушать ее. Джеральдина повернулась спиной и принялась мыть кофейные чашки.
— Вы Лиор? — спросила она. — Не могли бы вы выйти со мной, нам нужно поговорить.
Я пошла за ней к выходу.
Эта женщина была все еще красива. Походка, легкие движения, гордая посадка головы придавали ей аристократический вид, и мне легко было представить, как тридцать лет назад она царила в этом доме, одаривая многочисленных гостей своим вниманием и благосклонностью.
— Я знаю, что вы обо мне думаете, — начала она. — Я знаю, что все в этом доме обо мне думают.
— Я вообще ничего не думаю. Я тут…
Она не дала мне закончить фразу:
— Это не важно. Я плохая мать, знаю. И сейчас отвечаю за это в полном объеме. И всю жизнь буду отвечать. Дочка говорит, что она на меня не в обиде. Но я уверена в обратном.
— Она всегда говорит правду. Больные редко взваливают на себя тяжесть лжи.
— Только в случае, если надо кого-то успокоить, — добавила она. — Серена хочет утешить меня перед тем, как…
Мука исказила ее лицо, и страшное слово повисло в воздухе.
— Если бы вы знали ее раньше! Вы бы ее точно полюбили, — выговорила она сквозь слезы.
— Я и так ее люблю, — ответила я.
Она молча кивнула.
— Вы вроде хотели со мной поговорить, рассказать мне что-то? — спросила я.
Она на мгновение замешкалась.
— Я хотела вас поблагодарить.
— Поблагодарить меня?
— Роберто рассказал мне, что вы для нее делаете, какую важную роль играете сейчас в ее жизни. Я вами восхищаюсь.
— Спасибо, мне очень приятно.
Она оглянулась вокруг, чтобы убедиться, не слушает ли нас кто-то, потом взяла меня за руку и наклонилась ко мне.
— Но… не доверяйте ему, — прошептала она.
— Кому я не должна доверять?
— Моему бывшему мужу. Это человек-манипулятор.
Мы услышали, как открылась дверь, обе подняли головы и увидели на верхней ступени лестницы мсье Лучиани. Выражение его лица было суровым, я прежде никогда такого у него не видала. Их взгляды на мгновение скрестились в воздухе, потом мать Серены повернулась ко мне. И мне показалось, что она смотрит на меня так, словно первый раз увидела, пристально вглядываясь в каждую черточку.
