Верит ли он мне? Не знаю. Не все ли равно, лишь бы продолжал делать за меня работу. Нужно проявить большую заинтересованность.
— Завтра днем я позвоню клиенту.
— Он это оценит, — говорит Кейт и наконец уходит.
Сколько еще времени я смогу играть роль, не выдавая себя?
Жан
Эрик Сюма нервно ходил по кабинету.
— Другие каналы получили запись?
— Мы это проверяем, — отвечает Шарль. — Было бы странно, отправь они диск только тебе.
— Что думаешь о содержании?
Эрик остановился напротив Шарля и взглянул на него, ожидая ответа. Изабель не вмешивалась: на ее лице читалось сомнение, она была явно не готова высказать свое мнение.
Шарль пожал плечами:
— Похоже на розыгрыш. Верится с трудом. Я видел подобные записи. Атмосфера другая. Да и снято слишком профессионально.
— Слишком профессионально? — удивился Эрик. — Ты помнишь, что такое установочный кадр?
— Да, знаю, все прыгает и трясется. Но мне кажется, что это сделано намеренно. Это не более чем догадка, мое личное мнение. Они не слишком умело имитировали сложные условия съемки. Похоже на инсценировку.
— Включи запись, чтобы не объяснять на пальцах.
Шарль включил воспроизведение. Они уставились в плазменный экран. Раздались крики. Картинка дергалась. Потом камера остановилась на лице пленника и замерла.
— Видишь, не похоже, что рывки связаны с неумелым кадрированием из-за неопытности или трясущихся рук оператора. Тот, кто снимает, как будто обшаривает сцену, чтобы дать нам обзор, но не позволить опознать место или присутствующих. Потом камера наезжает на лицо заложника и замирает. Они устроили истерическую пробежку и зафиксировали этот план, чтобы мы увидели человека.
— Какого человека? Там только темное пятно! Контуры лица, борода, — не согласился Эрик.
— Да, однако создается впечатление, что это не случайность. Они хотят показать заложника, но не дать нам опознать его.
— Естественно! Это разменная монета.
Шарль задумался над словами Эрика.
— Ты прав. Они не говорят, кто этот человек, и не показывают его лицо — только отдельные элементы облика: одежду, бороду, волосы…
— Он похож на бродягу, — высказалась Изабель.
— Бродягу… Но зачем похищать бродягу? — задумчиво произнес Шарль. — Если похищение осуществили исламисты, почему они не потребовали выкуп? Вся эта история — полная бессмыслица!
— Скоро потребуют, не сомневайся.
В комнату вошла запыхавшаяся Клара. У самой молодой сотрудницы редакции была чудесная улыбка и изящная хрупкая фигурка. Она чувствовала, что нравится Эрику, о чем недвусмысленно свидетельствовали его взгляды. Внимание знаменитого журналиста смущало девушку.
— Диск прислали только нам. Я обзвонила всех, — с торжествующим видом объявила она.
— Сенсация! — воскликнул Эрик. — Наконец-то.
— Ты же не собираешься поставить этот сюжет в вечерний эфир? — встревожился Шарль.
— Почему бы и нет? — удивился Сюма. — Думаешь, я буду сидеть и ждать, когда собратья по цеху получат видео? Мы впервые получили фору.
Шарль вскочил, не в силах справиться с раздражением:
— Нужно проверить информацию! Мы даже не знаем, объявлен ли человек, отвечающий этому описанию, пропавшим.
— И что с того? Будем жить надеждой, что его разыскивают? Речь идет о бродяге. Кто мог заявить о его исчезновении?
Шарль покачал головой. Дело очень ему не нравилось.
— Если речь идет о похищении, проинформируем площадь Бово,
[5]
— предложила Изабель. Ей до смерти хотелось дать в эфир сенсационный сюжет, не совершив при этом необдуманного шага.
— Они и так все узнают через час. Из выпуска новостей!
— Нет, мы слишком торопимся, — не успокаивался Шарль. — Я человек старой школы. Информацию необходимо проработать! На подобном деле легко сгореть!
— Сгореть? — возмутился Эрик. — Мы уже сгорели! Безнадежно от всех отстаем. У нас появилась потрясающая возможность отличиться, — сказал он, кладя руку на плечо старого друга.
— Я разделяю мнение Эрика, — вмешалась в разговор Изабель. — Но согласна и с Шарлем — осторожность не помешает. Известим площадь Бово прямо перед выпуском. Пока они будут переваривать сообщение, мы уже выйдем в эфир. Информацию подадим максимально аккуратно.
— Согласен. Но сюжет пойдет в моем эфире!
Шарль неохотно согласился.
* * *
Жану становилось все хуже. Без алкоголя, свежего воздуха и какой бы то ни было перспективы время снова стало реальным. Оно подавляло его своей жестокой и равнодушной размеренностью.
Он пытался оценить ситуацию, что давалось ему с невероятным трудом. Все пошло не так. Вернулся один из извечных негативных факторов его жизни. У него никогда ничего не получалось так, как он это задумывал. Судьба всегда обманывала его, принуждая быть ведомым, а не ведущим.
Он подумал о спрятанном под матрасом мешочке, последнем связующем звене с его так называемой новой жизнью. Фотография, блокнот, вырезки из газет, документы. Он никогда не смотрел на снимок, ему достаточно было иметь его под рукой. В блокнот он тоже ничего не записывал, полагая, что прожил свою историю до конца.
Он сунул руку под матрас, как делал всякий раз, когда отчаяние заполняло душу. Заветной вещи на привычном месте не оказалось, и он резко выпрямился, поднял матрас и все обыскал. Мешочек исчез.
— С чего это ты так разволновался? — спросил вошедший в комнату Хаким.
Жан вздрогнул.
— Что, кялб, зарыл косточку и не можешь найти?
— Где мой…
— Твой что? — перебил его Хаким. — Ты что-то спрятал? Оружие для побега? Ценные вещи? Библию, чтобы молиться твоему Богу?
— Сволочь! — выкрикнул Жан и без сил рухнул на кровать.
— А она красивая — та баба, которую ты обнимаешь за талию. Твоя жена или просто шлюха?
Бандит не прекращал терзать его унизительными издевками, ему явно нравилось, что пленник бунтует, исходит возмущением, но ничего не может сделать. Нельзя доставлять ему такого удовольствия. Нужно стиснуть зубы и молчать, забыть о мучителе, сделав вид, что его нет.
— Если это твоя женушка… я, пожалуй, навещу ее как-нибудь.
Жану показалось, что ему нанесли очередной удар под дых, но он сумел сдержаться.
Хаким подвинул к кровати стул и сел.
— Эта идея нравится мне все больше, — вкрадчиво прошептал он. — После того как мы тебя убьем, я с ней повидаюсь, выдам себя за твоего друга, войду в доверие и… немного развлекусь.
