– Нет у него адреса. Наш дам. Пришлёшь нам, мы передадим. Только ты не затягивай. Вдруг он опять в город вернётся. Эххх, я б за ним на край света, – девица любовно огладила себя по упитанным бокам и мечтательно уставилась в окошко. – А уж в город и подавно. Вот ты говоришь «нравится». А мне вообще все городские нравятся. Чистенькие они, ухоженные, не матерятся. Даже дачники, вроде и одеты как наши, а всё равно другие. Какие-то они притягательные. Уехать я отсюда хочу. Это приезжим тут – красота, природа, воздух. А я этой красотой объелась уже. Уборная во дворе, руки от огорода заскорузлые. Вон у городских-то, даже у мужиков, руки не такие. Я ж ветеринаром работаю, на ферме. Копейки! Нету работы, денег нету, мужиков приличных – и тех нет. Ни приодеться, ни в кино сходить, да и нет у нас ничего. До города ездить – далеко и дорого.
– Кстати, – вспомнив о своём, охнула Полина. – А сколько тут до Мурманска-то?
– А ты чего, оттуда? – удивилась Марианна. – Я думала, что ты питерская.
– Конечно, питерская, – кивнула Поля. – Только мне в Мурманск документы надо отвезти. Может, я лучше сначала в Мурманск съезжу?
– Ты больная, что ли? – с состраданием уставилась на неё Марианна. – Тут до Питера – три часа, а до Мурманска-то сутки, а то и больше.
– А это разве не заполярный круг?
– Она, когда с поезда прыгала, головой, наверное, ударилась, – подала голос Антонина Кондратьевна. – Ленинградская область это.
– Так я что, никуда не уехала? – опешила Полина.
– Уехала, уехала. Пирожок хочешь? – успокоила её Марианна. – На вот. Старый, но съедобный ещё. В Питер мы тебя отправим. А там уже сама разберёшься. Хорошо тебе. Хоть и стукнутая, а всё равно городского найдёшь. А мне так и гнить здесь. Только вот одна надежда на Андрея. Да и то – какой-то он слишком вежливый да обходительный. Боится он баб-то. Опасается. А мне его миллионы разве нужны? Я столько и потратить-то не сумею. Я б ему готовила, стирала, убирала. Эх, знаешь, какая из меня жена бы отличная вышла! Я ж и шить могу, и вязать, и печь. Я двужильная…
– Какие миллионы? – поперхнулась пирожком Поля. Потрёпанный бородач в линялой футболке в её представлении ни с какими миллионами рядом не стоял.
– Да евонные, – пожала плечами рассказчица. – Нет, ну ты что, правда, ничего не знаешь?
– Конечно, нет! Я сейчас лопну от любопытства! Он что, как Герман Стерлигов, на натуральное хозяйство перешёл?
– Не знаю, как там твой Герман, а у Андрея отец олигарх. Ты что, про Троекурова не слышала?
– Я про него у Пушкина читала, – напрягла память Полина. – И ещё чего-то в газетах вроде… А, это который типа Абрамовича – заводы, пароходы, да?
– Ага, он. Так вот, он Андрюхин папашка. Только у них нелады. Потому что папашка в бизнесе, а Андрей в науке. Он какой-то лабораторией заведует. Название мудрёное очень. Тут он докторскую пишет, ещё силу воли проверяет. Он-то думает, что сможет тут выжить, а я уж вижу, у меня глаз намётан – не выдержит, в город уедет. Интернет у нас тут плохонький, а ему для работы надо. Условий никаких, а он всё ж к воде из крана привыкший. Не, уедет. Эх, мне бы с ним…
– Погоди, – заблестела глазами Полина. – Это что ж, он учёный, да? То-то я смотрю, он не в себе слегка.
– Да нормальный он, чего ты глупости говоришь, – снова вспыхнула Марианна. – Ну, не обрадовался он тебе. Так к нему девки-то табунами ходят. Он же единственный наследник. А тут такое счастье, холостое и в открытом доступе. Вот они и потянулись, как акулы на требуху. Ну, в смысле, как пчёлы на мёд. Все ж чего думают: раз учёный, то от жизни оторван, обвести его вокруг пальца запросто. А вот нет!
Марианна торжествующе сверкнула глазами и выпятила груди, демонстрируя безграничную гордость своим избранником.
– Андрюша этих хищниц за версту чует. Гоняет их, как без этого. Поиздеваться может, скучно ж ему там. А что, сами виноваты, нечего на деньги зариться. Человеку любовь нужна прежде всего. Вот он мне и говорит, мол, Маруся, никому верить нельзя. Все люди – потребители.
Судя по тону, она старательно цитировала своего кумира. Полине стало грустно:
– Как же он живёт-то так, чтоб никому не верить? Это ж страшно. Нельзя всю жизнь от людей прятаться. У меня вот депрессия была. Так плохо было – ужас. Никого видеть не хотелось, наплевать на себя стало. Я, знаешь, могла весь день в ночной рубашке проходить и поесть забыть, представляешь?
– Да, у меня тоже как-то такое было, – кивнула Маруся. – Отравилась я, тоже в ночнушке до туалета и обратно. И видеть никого не хотелось, только лежать и не думать ни о чём. Так что очень даже понимаю. Правда, у меня за пару дней всё прошло. Так хорошо потом было.
– Вот, у меня тоже всё теперь прошло, – улыбнулась Полина. – Я даже рада, что весь этот кошмар случился. Видимо, депрессия так и лечится. Надо идею запатентовать.
– Ага, сдохни или вылечись, – хихикнула Марианна. – А у тебя чего болело-то?
– Душа.
– А, ну это серьёзно, – с сарказмом отреагировала собеседница. – Странные вы, городские. Всё у вас есть, жить да радоваться. А вы всё придуриваетесь. Я вот и ветеринар, и доярка. Пашу с утра до вечера, на двух работах, потом кверху задом на огороде, потом воды натаскать с колонки, потом скотиной заняться, а с утра заново всё по кругу. Вот где ужас и депрессия. Я, знаешь, заработать хочу и в городе устроиться. Снять какой-нибудь угол и попробовать хоть на рынке поторговать. Всё надежда какая-то будет. Так ведь у вас, у подлецов, три метра в самой страшной коммуналке на месяц снять стоит дороже, чем у нас участок купить. И зарплаты у вас не такие, как у нас. Нечестно это.
– А у меня теперь и зарплаты нет, – пригорюнилась Полина. – Меня шеф изнасиловать хотел, так я уволилась. Буду работу искать.
– Нет, ну совсем мужики сдурели! Что-то спрос на тебя, как на Памелу Андерсон! – недоверчиво протянула Антонина Кондратьевна. – В тебе весу-то, как в нашем гусе. И то он пожирнее будет. Вот ведь жизнь пошла.
– Да, – эхом отозвалась Марианна. – Меня вон даже и пощупать никто не пытается. Хотя правильно. Я ж лопату возьму и убью на фиг.
– Муська! Мамка! – проревел со двора весёлый бас. – Жрать на стол мечите, добытчик пришёл. У меня чё сегодня было-то! Золушку поймал, а она туфельку оставила и свалила. Всё, мамка, пляши. Найду – женюсь. Чтоб ты меня не пилила.
– Толик пришёл, – обрадовалась Марианна и пояснила онемевшей от неожиданности Полине: – Брат мой. Тоже всё уехать хочет. Он рукастый, слесарить может, машины в мастерской чинить. Ты, кстати, не замужем? Тебе муж не нужен? Хороший мужик, тоже двужильный, как я.
Заполнив мощной фигурой дверной проём, нарисовался и сам «двужильный Толик». В руке он держал потерянную Полиной тапку. По рубахе в блёкло-голубую клеточку она моментально опознала тракториста-обидчика и сползла по стулу вниз, пытаясь спрятаться под скатертью.
– А у нас гостья, веди себя прилично, не матерись, – предостерегла сына Антонина Кондратьевна, озадаченно глядя на Полинину макушку, едва торчавшую над столом.
