Она вздрогнула, и он это заметил.
— В чем дело, дорогая?
— Макс, — почти простонала Оливия. — Пожалуйста, мы не можем так разговаривать. Нигде, кроме твоей… — Она запнулась.
— Моей спальни?
— Да.
Они подходили к ее спальне. Оливия замедлила шаг и выдернула руку из-под его локтя.
— Спасибо, что проводил меня наверх.
Макс вопросительно взглянул на дверь, но Оливия, встав на цыпочки, шепнула:
— Тебя нельзя входить. Там моя горничная.
Макс вздохнул.
— К несчастью. — Поклонившись, он спросил: — Встретимся внизу?
— Да. Через час?
— Хорошо.
Смитсон помогла ей раздеться и распустить волосы. Оливия вошла в ванну и опустилась в горячую воду.
— Хотите, чтобы я вымыла вам волосы, мисс?
— Нет-нет. Можешь идти. Я позову, когда ты будешь мне нужна.
— Да, мисс.
Она слышала, как вышла горничная, и погрузилась глубже в воду. Было заманчиво расслабиться и лежать в воде до тех пор, пока она почти не остынет, но Оливия не может себе позволить тратить драгоценное время. Она хорошенько намылила махровую рукавицу и стала мыться, начав с ног. Вдруг она услышала, что дверь открылась.
— В чем дело, Смитсон?
— Кто такой Смитсон? — спросил явно мужской голос.
Оливия обернулась, прижав к груди мочалку, хотя этот небольшой лоскут махровой ткани вряд ли мог что-либо прикрыть.
— Макс? Что ты?..
Он стоял на середине комнаты и спокойно снимал камзол.
— Я подумал, что должно быть больше мест, где мы можем свободно говорить друг с другом. Это место идеально походит для начала. Когда ты открыла дверь, чтобы войти сюда, я увидел, как за твоей спиной поднимается пар. Я не смог устоять.
Не успела Оливия что-либо произнести, как он стянул с себя рубашку, обнажив свой великолепный торс.
— Макс! — пискнула она. Боже милостивый. Средь бела дня. Дверь не запирается. Ее сестры и джентльмены могут вернуться в любую минуту, хотя Оливия не ожидала их раньше вечера. Слуги могут войти — и войдут. — Тебе нельзя… кто-то может… О!
Она все еще держала у груди рукавицу, когда Макс подошел к ванне и присел у ее края.
— Позволь мне. — Он отнял у нее мочалку и начал ее намыливать.
— Может войти…
— Не беспокойся, — спокойно сказал Макс и, вытащив из воды ее ногу, принялся ее намыливать мочалкой.
О Господи. Когда тебя моет красивый полуобнаженный мужчина, это намного эротичнее, чем принимать ванну в одиночестве…
— Никто не войдет, — успокоил ее Макс. — Горничная убирает твою комнату днем, а у других слуг нет причины приходить в твою комнату, не так ли?
— Смитсон.
— А, загадочный Смитсон. — Макс внимательно посмотрел на нее, прекратив намыливать ее ногу. — Мой неизвестный соперник. Скажи мне, Оливия, он прикасается к тебе так же, как я?
Тон был шутливый, но что-то в выражении его лица говорило о том, что он не шутит.
— Макс. Неужели ты ревнуешь? Смитсон — это моя горничная.
— Ах, твоя горничная. Ты велела ей вернуться?
— Да, когда я ее позову.
— Что ж. Поскольку я сомневаюсь, что ты позовешь ее, пока я здесь, мы в безопасности. Но если ты сомневаешься, я забаррикадирую дверь креслом.
Оливия представила себе, как слуги берутся за ручку, собираясь открыть дверь. Если им удастся отодвинуть кресло, им хватит нескольких секунд, чтобы войти. Нескольких секунд, чтобы она смогла… Смогла что?
— Ты прав. Никто не войдет. Какое-то время.
— Не скоро, — уточнил он.
— Да, — согласилась Оливия и подняла другую ногу, прозрачно намекнув, что он должен ее мыть.
— Отлично.
Макс намылил мочалкой ногу круговыми движениями, а она, скрестив руки на груди и закрыв глаза, погрузилась в приятные ощущения, вызванные его нежными прикосновениями. Потом он отвел руки с ее груди, но Оливии уже было все равно. Интересно, будет ли он мыть и ее груди и что она будет при этом ощущать? — подумала Оливия.
Словно угадав ее мысли, Макс переместился на ее грудь. При этом он не просто проводил по ней мочалкой, а приподнимал ладонью каждую грудь и старательно обводил ее, да еще захватывал пальцами сосок.
— А теперь сядь, — приказал он, — и я вымою тебе голову.
Оливия не планировала мыть волосы, но не стала сопротивляться. Он намылил их, а потом начал энергично скрести и тереть. Под конец он ополоснул их из большого ковшика, тщательно промыв каждую прядь.
— Мне сразу захотелось спать, — пробормотала Оливия.
— У меня другие планы, — со смехом ответил Макс.
— Вот как?
— Да.
Он велел ей встать, облил ее чистой водой и завернул в большое полотенце.
— Спасибо тебе.
— Это я должен тебя благодарить.
— Но ведь это ты сделал всю работу.
— Но я также имел возможность рассмотреть твое прекрасное тело и восхититься тем, как на нем сверкают капли воды. — Макс отнес ее в постель. — Ничего более эротичного я в жизни не видел.
Оливия протянула к нему руки.
— Мы столько всего сделали за эти дни, что я и мечтать о таком не смела.
Макс лег рядом.
— Ты рада, что у тебя была такая возможность?
— Очень рада. — Она уже не могла представить свою жизнь без прикосновений Макса. Они были как невидимая печать, тавро. Она будет с Оливией всю жизнь.
Макс улыбнулся Оливии, но она заметила, что выражение лица изменилось. Пока она была в ванне, Оливия не сосредоточивала на нем свое внимание, она не особенно его разглядывала — ее глаза были полуприкрыты от удовольствии. Теперь это стало очевидным.
— Макс, что-то случилось?
Он кивнул, и у нее сжалось сердце.
— Что?
— Мне надо уехать. Я нужен в Лондоне.
Оливия похолодела.
— Нет.
— Мне жаль, дорогая. Но этого нельзя избежать.
— Случилось что-то ужасное?
Макс встал с кровати и достал из камзола сложенный вчетверо лист бумаги.
— Это письмо из Лондона. Оно прибыло как раз перед тем, как я пришел к тебе в спальню.
Он снова лег рядом и дал ей письмо. Приподнявшись на локте, Оливия развернула его. Оно было коротким.
«Хэсли!
Я умираю. К моему ужасу, мне сказали, что это может произойти очень скоро. Поскольку ты известный прожигатель жизни, которому перейдет титул после моего ухода, я требую, чтобы ты незамедлительно приехал ко мне в Лондон. Я должен проинструктировать тебя по многим вопросам.
