Как-то она задержалась в уголке, где сидели художники. Как всегда, люди творческие старались поразить публику неординарными ходами: путаница железок под названием «Линия Маннергейма», выставка шаржей на крупных политиков и киноактеров, поделки из дерева и раковин. Людмиле понравился мужик, который принес и аккуратно разложил на шелковом платке куски почти необработанного янтаря, вставленные в спилы дерева.
Дядька был весьма колоритный и походил на пирата: высокий, дочерна загорелый блондин – впрочем, непонятно, то ли седина выбелила волосы, то ли солнце. Яркие голубые глаза, темная сигарета в желтоватых зубах и веселый прищур. Он что-то чертил в альбоме, но оторвался от своего занятия и спросил:
– Выбрали что-нибудь?
– Дорого, – честно ответила Люда. – Вот разбогатею, тогда… А сейчас просто посмотрю.
– Смотрите, – весело кивнул пират. – Да в руки берите, не бойтесь. Это бук, а в середине зеленый янтарь. Бока специально оставил необработанными, но, если повесить на окно будет светиться на солнце, словно морская вода глубокая… А это королевский, белый янтарь. Он почти непрозрачен, но все равно хорош, правда? Да вы не стесняйтесь, рассмотрите все, это ведь удовольствие, правда?
Люда благодарно улыбнулась ему и провела счастливых полчаса, перебирая поделки и лаская пальцами теплый камень и шелковистые срезы дерева.
Потом поблагодарила и пошла прочь. Она не заметила, как Игорь, сидевший в кафе с потенциальными клиентами и наблюдавший за ней издалека, извинился и подошел к художнику.
– Скажите, вот здесь только что была женщина… в голубой майке… кофточке. Она долго выбирала, но ничего не купила… Что ей больше всего понравилось? – спросил он.
Пират молча взирал на молодого человека, вскинув выгоревшие брови. Игорь почувствовал, что щеки заливает краска смущения. Еще не хватало краснеть, просто черт знает что, зло подумал он. Хотел сказать какую-то резкость, но встретился взглядом с безмятежными голубыми глазами и произнес просительно, чувствуя себя полным дураком, но понимая, что хамством ничего не добьется от этого человека:
– Прошу вас, это очень важно для меня. Я хотел бы сделать ей подарок…
– Как ее зовут? – спросил вдруг художник.
– Людмила.
Пират кивнул и ткнул пальцем в зеленоватый янтарь, оправленный деревом. Игорь полез за кошельком и бережно принял завернутый в старые газеты подарок. Он уже шагнул прочь, когда услышал:
– Молодой человек!
Художник протягивал ему альбомный лист: нежно коричневой сепией вполоборота лицо Людмилы, задумчивое и в то же время счастливое – приоткрытые губы, полуопущенные ресницы и волосы, летящие на ветру. Долгую минуту Игорь смотрел на портрет, не веря своим глазам. Потом полез в карман за деньгами, но пират покачал головой:
– Дарю.
Вечером, сидя в номере после того, как Людмила твердо и недвусмысленно пожелала ему спокойной ночи, Игорь рассматривал нежное лицо на листе бумаги и с тоской думал, не порвать ли его. Вдруг поможет… Потом бережно убрал в папку. В Москву они вернулись, как и хотела Людмила, по-прежнему друзьями.
Глава 18
Просмотрев очередные сметы и счета, Людмила с Игорем решили, что пора подключать к делу Ивана Антоновича и его, вернее банковские, капиталы. Первая странность случилась во время телефонного разговора. Банкир сказал, что хотел бы встретиться с Людой тет-а-тет, без присутствия третьих лиц. Женщина удивилась, но ответила согласием. Во время приватного разговора Иван Антонович недвусмысленно дал понять, что его интересуют дела в Севиной компании и подробности определенных сделок. Людмила была поражена, но сумела справиться с собой – бизнес есть бизнес, и он не всегда ведется честно. Поэтому она буднично сказала, что при всем желании помочь не может. Последние годы она вела жизнь домохозяйки и в делах никакого участия не принимала. Что касается других способов узнать «подробности», то и они не представляются возможными – Сева съехал неизвестно куда вместе со своими бумагами, а в его кабинет на работе она не вхожа. Тогда Иван Антонович развел руками: нет информации – нет денег. И вообще, при более тщательном изучении проект показался ему малоинтересным, и он склонен отказаться от соучредительства.
Едва выйдя из банка, Люда позвонила Игорю. Тот был на работе и приехать смог только к вечеру. Люда не плакала. Вообще-то слезы всегда лились у нее легко и приносили облегчение. Но сегодня она не плакала. Просто посмотрела на себя в зеркало и сказала:
– Не буду.
Ходила по квартире, курила и ждала. Потом пришел Игорь, и они вместе пили кофе в кухне. И думали, что делать. Все документы надо оформлять заново. Ремонт практически закончен, надо открываться, а тут оказывается, что фирму надо перерегистрировать.
– Я позвоню Севе и попрошу помочь, – решительно сказала Людмила.
– Чем?
– Не важно – деньгами… Или, может, надавить на этого старого хрыча.
– Давай еще подумаем? Может, лучше грузинскую мафию Саула подключить?
– Не говори глупостей. Они нас съедят. А что ты имеешь против Севы?
– Не знаю… Не хочу, чтобы ты ему звонила.
– Глупости. Гордый, да? Гордыми будем, когда разбогатеем. А пока нужны деньги, чтобы работа не встала.
Разговор с бывшим мужем получился тяжелый. Сева не отказал – деньги будут, и все уладить можно. Но выдвинул одно условие. Если он берется за дело, Люда в нем больше не участвует.
– Почему? – Она совершенно не ожидала такого оборота.
– Потому. Не лезь туда, где ничего не понимаешь.
Конечно, она отказалась. Повесила трубку и уставилась взглядом в стену. Вернее, в «План эвакуации», который на этой стене висел.
– Люда, поешь. – Игорь пододвинул ей тарелку с пельменями. – От тебя одни кости остались.
– Тебе что, нравятся толстушки? – Лучше шутить, чем реветь.
– Мне нравишься ты, и я хочу, чтобы ты дожила до открытия этого чертова центра и при этом не стала его первой пациенткой.
Людмила засмеялась.
– Это так смешно? – грустно спросил Игорь. – Почему ты всегда обращаешь мои ухаживания в шутку?
Женщина уставилась на него, не донеся пельмень до рта. Как старомодно звучит – «ухаживания», особенно в устах такого современного и молодого парня. Но ведь она видела, к чему шло. Он действительно ухаживал: дарил цветы и конфеты, приглашал по вечерам куда-нибудь. А еще всегда был рядом, покупал продукты, заставлял есть, утешал.
Люда упорно делала вид, что не замечает этого. И Наташкиных подколов и намеков не слушала. «Нет-нет, – говорила она себе. – Он моложе, и намного. На сколько же? Да, целых одиннадцать лет – огромная разница. В матери я ему, конечно, не гожусь, но все равно. Это просто смешно. И если я буду игнорировать все его взгляды, вздохи и т. д., то скоро ему это надоест».
