— Каро, это правда? Материнство действительно высасывает из тебя все соки?
Сестра ответила не сразу.
— Когда-то я мечтала побывать в Париже. Теперь мечтаю побыть одна хотя бы в туалете.
— Бог мой, Каро, как вышло, что мы никогда это не обсуждали?
— Обсуждать-то нечего.
Руби вдруг поняла, в чем дело, и попыталась облечь смутную догадку в слова:
— Это неправда. Когда мы беседуем по телефону, то всегда говорим обо мне — о моей карьере, о моем приятеле, вернее, жалкой пародии на любовника. О моих взглядах на комедию… Всегда только обо мне.
— Мне нравится жить твоей жизнью.
Руби не сомневалась, что это ложь, а правда заключается в том, что она эгоистка. Она не создает взаимоотношений, она коллекционирует фотографии людей, а потом обрезает по краям все, что не вписывается в картину, которую ей хочется видеть. Но эти края тоже важны.
— Каро, ты счастлива?
— Счастлива? Конечно… — Сестра заплакала.
Руби не могла равнодушно слушать эти тихие всхлипы.
— Каро?
— Извини, у меня был тяжелый день.
— Только один?
— Я не могу сейчас об этом говорить.
— Что в нашей семье не так? Почему мы никогда не говорим о том, что действительно важно?
— Поверь, Руби, разговоры ничего не решают. Лучше просто жить.
— Раньше я тоже так думала, но здесь я узнала много нового и учусь…
— Руби! — послышался голос Норы. Она, по-видимому, стояла внизу у лестницы. Руби прижала трубку к груди, закрывая микрофон.
— Я сейчас! — крикнула она и продолжала уже в трубку: — Каро, мне нужно идти. Почему бы тебе не приехать к нам с ночевкой?
— Я не могу. Дети…
— Оставь их разок со своим красавчиком. Ты же не приклеена к дому.
Кэролайн невесело усмехнулась:
— Пожалуй, ты попала в точку.
— Каро, мама не такая, как мы думали, — мягко сказала Руби. Кажется, она уже говорила эти слова, но тогда не в полной мере осознавала их силу. — Она… хранительница наших воспоминаний. У нес есть ключ к пониманию того, кто мы такие. Ты должна приехать.
Кэролайн помолчала, вздохнула и тихо призналась:
— Я боюсь.
Руби ее поняла. Еще неделю назад не поняла бы, но сейчас другое дело.
— Ничего с тобой не случится. — Руби помолчала, подыскивая слова. Очень важно было правильно сформулировать то, что она узнала об их семье. — Тебе кажется, ты должна носить все в себе и, если выпустишь хоть что-то наружу, рассыплешься па мелкие кусочки и не будешь знать, кто ты.
— На самом деле все не так. Скорее, это… как открыть глаза в темной комнате. Ты боялась, что ничего не увидишь, но на самом деле кое-что видно, и ты чувствуешь себя сильнее. — Руби засмеялась. — Кажется, мои рассуждения похожи на бред Оби Вана под кайфом.
— Вот это да! — Каро шмыгнула носом. — Кажется, моя младшая сестренка наконец повзрослела.
— Ну да, незадолго до менопаузы. Впрочем, я всегда была талантливой, лучшей в классе, помнишь?
— В вашем классе было десять человек.
— И трое из них вылетели из школы. Давай, Каро, приезжай к нам. Побегаем по берегу, как раньше, выпьем текилы, потанцуем. Давай наконец-то разберемся, кто мы есть.
— Руби! Ты меня слышишь? — На этот раз мать кричала во все горло.
— Мне нужно идти. Я люблю тебя, сестренка.
— Руби, ты заговорила, как старшая сестра. Я тобой горжусь. И завидую… Пока.
Руби повесила трубку и побежала вниз.
— Господи, что стряслось? В доме пожар?
На пороге кухни она резко остановилась, увидев Дина с букетом цветов, завернутых в фольгу.
— Oй…
К щекам Руби прихлынула кровь. Рядом с Дином стояла Нора и улыбалась.
— У нас гости, — сообщила она тоном любезной хозяйки.
Руби прикинула, как выглядит со стороны: она еще не почистила зубы и спустилась вниз в том, в чем спала, — старой футболке и пушистых розовых гольфах. Она была бы рада провалиться сквозь землю, но судьба не подарила ей такой милости.
Дин выступил вперед и протянул ей цветы:
— Ты все еще любишь маргаритки?
Руби кивнула.
— Нам нужно поговорить. — Он приблизился и, понизив голос, добавил с мольбой во взгляде: — Пожалуйста.
Несколько секунд они просто молча смотрели друг на друга. В конце концов мать, опираясь на костыли, подошла к Руби и взяла у нее из рук букет.
— Поставлю в воду.
Руби повернулась к Норе. У нее возникло ощущение, будто она попала в сериал, но потом сообразила, что мать сказала то, что и полагается говорить матери.
— Спасибо, мама
Она повернулась к Дину:
— Куда пойдем?
Он усмехнулся:
— Надень под футболку купальник. И теннисные тапочки. Я подожду тебя снаружи.
Он еще раз улыбнулся ей, поцеловал Нору в щеку и вышел. Руби слышала его шаги по посыпанной гравием дорожке. Она обернулась к матери:
— Это ты подстроила?
— Нет, конечно.
— Не очень удачная мысль.
— Руби Элизабет Бридж, у тебя меньше сообразительности, чем у улитки. Ступай к себе и переоденься. Если ты боишься встретиться с первой любовью, попытайся вспомнить, что когда-то он был твоим лучшим другом.
Руби не сумела придумать в ответ ничего умного, поэтому просто удалилась из кухни. В своей комнате она остановилась перед открытым чемоданом и посмотрела на одежду, которую привезла с собой.
«Купальник». Ну да, как же!
Почему она раньше не заметила, что взяла только черное? Или она всегда так одевается? На каждой футболке красовалась какая-нибудь надпись. Больше всего Руби нравилась белая с изображением водопроводчика, склонившегося над сломанным унитазом. Его приспущенные штаны открывали изрядную часть зада. Подпись под рисунком гласила: «Скажи крэку нет».
Малоподходящий наряд для встречи с первой любовью…
В конце концов на самом дне чемодана она отыскала простую безрукавку персикового цвета и джинсы, обрезанные по колено. Носки Руби надевать не стала, почистила зубы, зачесала волосы назад (слава Богу, что мама ее подстригла!), взяла солнечные очки и поспешила вниз.
Нора, сидя за кухонным столом, пила чай и решала кроссворд, как будто это было самое обыкновенное утро.
