– Мне очень жаль, Джейс, что так получилось.
– Я люблю тебя, папа, – сквозь слезы улыбнулась она. Лайем уловил оттенок неуверенности в ее голосе, когда она произнесла слово «папа». Естественно, она не сразу привыкнет к мысли о том, что у нее есть родной отец.
– Я тоже люблю тебя, Джейс. И помни, мы по-прежнему семья. Мама очень любит тебя и Брета… О Господи! Брет! – Он повернулся так резко, что стукнулся лбом о стекло.
– Репортеры. – Джейси пристегнула ремень безопасности. – Уже половина четвертого. Он на уроке музыки.
Брет был крайне раздражен. Их класс готовился к выступлению на рождественском празднике уже целый час, а он, как большинство мальчишек, ненавидел стоять по стойке «смирно». Миссис Барнет, учительница пения, построила их на сцене в три ряда по росту, а это означало, что мальчики и девочки стояли вперемежку. Ну кому , это понравится!
Миссис Барнет постучала деревянной указкой по пюпитру.
– Тихо, дети, внимание! Давайте еще раз последний куплет. – Она кивнула мистеру Роббинсу, который сидел за роялем в углу класса. По ее сигналу он заиграл «Тихую ночь».
Как назло, все слова разом вылетели у Брета из головы.
– Пой. – Кэти незаметно ткнула его локтем в бок.
– Заткнись, – стукнул он ее в ответ.
– Я все расскажу, – не унималась Кэти и больно ущипнула его за руку.
– Отвяжись. Кэти топнула по деревянному помосту, на котором стоял их ряд, и тот закачался.
– Миссис Барнет, – плаксиво затянула она. – А Брет Кэмпбелл не поет.
Мистер Роббинс сбился. Из-под его рук вместо аккорда вырвался странный дребезжащий звук.
Кэти злорадно ухмыльнулась, глядя на Брета. Тот равнодушно уставился в потолок. Можно подумать, что его это волнует!
– Кэтрин, тебя это не касается. – Миссис Барнет снова постучала указкой по пюпитру, чтобы восстановить порядок.
– Она считает, что ее все касается, – насмешливо бросил кто-то, вызвав дружный смех.
– Но вы же сказали, что мы должны… – вспыхнула Кэти.
Миссис Барнет как-то странно и немного печально улыбнулась Брету.
– Давайте оставим мальчика в покое. Вы знаете… Брет злорадно показал Кэти язык.
– …что его мама только что пришла в себя и что их семье довелось пережить нелегкие времена, – закончила миссис Барнет.
«Вы же знаете, что его мама только что пришла в себя».
Брет чуть не задохнулся от изумления. Не может быть! Папа сказал бы, если бы это действительно произошло. Но миссис Барнет…
Внезапно у него закружилась голова, и он схватился за руку Кэти, чтобы не упасть.
Она тихо взвизгнула и раскрыла рот, чтобы снова пожаловаться на него учительнице. Но вдруг переменилась в лице и, нахмурившись, спросила Брета:
– Что с тобой? Тебе плохо?
– Папа не мог так поступить. – Мальчик стиснул зубы и закрыл глаза, чтобы удержать слезы.
Вдруг дверь класса открылась, и на пороге появилась Джейси. Глаза у нее покраснели – вероятно, она недавно плакала.
– Миссис Барнет, – попросила она, – можно забрать Брета домой?
– Иди, – разрешила учительница.
Брет соскочил со скамейки и задел Кэти. Скамейка покачнулась, и четверо его товарищей едва не рухнули на пол. За спиной он услышал шепот – наверняка говорили о нем. Но в тот момент его это не интересовало.
Он медленно обошел одноклассников, которые не сводили с него любопытных глаз. Брету было наплевать на то, что все видели, как слезы дрожат у него на ресницах. Больше всего на свете ему хотелось, чтобы миссис Барнет признала свою ошибку. Папа наверняка сказал бы ему, если бы мама проснулась.
Он подошел к сестре и поднял на нее несчастные, полные слез глаза. Он чувствовал себя маленьким и беззащитным. Сердце колотилось так быстро, что он едва не упал в обморок.
– Разве мама…
– Пойдем, Бретти. – Сестра обняла его за плечи и вывела из класса. Машина отца была припаркована на пустующей в это время дня автобусной стоянке. Брет позволил усадить себя на заднее сиденье и тут же обмяк, как мешок с мукой. Джейси пристегнула его и села вперед к отцу. Не успел мальчик открыть рот, чтобы узнать, в чем дело, как они уже мчались по городу на полной скорости. Жители высыпали на улицы, украшая дома к предстоящему празднику. Попадались знакомые, но отец никому не помахал: он сосредоточился на дороге.
Брет хотел спросить отца, что происходит, но не мог. Казалось, злой и жестокий великан схватил его за горло обеими руками и душит.
Отец подъехал к больнице и остановился у заднего входа. На Брета он даже не взглянул, а обратился к Джейси:
– Побудь с братом. И держись подальше от вестибюля. Я поговорю с Сэмом из администрации. Через десять минут встретимся в кафе, договорились?
Джейси молча кивнула.
Отец убежал, даже не оглянувшись, и Брет с Джейси стали прогуливаться по коридору. Их шаги гулко отдавались под высоким больничным потолком. От каждого шороха Брет в страхе вздрагивал.
Она умерла. Теперь он в этом не сомневался. Когда ему разрешат войти в мамину палату, ее кровать будет пуста и он не успеет попрощаться с ней…
Вдруг он отскочил от сестры и бросился бежать по коридору к маминой палате.
– Брет, вернись!
Но он ничего не хотел слышать. У двери он замер, отдышался и осторожно потянул за ручку.
Мама лежала на кровати и спала. Брет так изумился, что чуть не упал. Хорошо, что он так и не отпустил ручку – она помогла ему сохранить равновесие. Он не знал, какое из чувств в его душе было в этот момент сильнее – облегчение от сознания того, что отец не солгал, или разочарование от того, что мама по-прежнему спит. Он на цыпочках подошел к кровати.
Он никак не мог привыкнуть к ее нынешнему облику, хотя видел ее уже не раз. Она по-прежнему была красива, а отец объяснил ему, что есть вещи и поважнее красоты – например, то, какие у нее румяные щеки и как размеренно приподнимается ее грудь при дыхании.
«Все это – добрый знак», – часто повторял отец.
Но для Брета мама оставалась как бы неживой. Ему приходилось постоянно убеждать себя в том, что она просто болеет и скоро поправится.
«Помни, Бретти, она по-прежнему наша мама».
Он старался черпать смелость в этих отцовских словах. Отец, который никогда не врет, говорит, что мама жива, значит, так оно и есть.
Брет придвинулся ближе и взялся за спинку кровати. Он почти касался лица матери, чувствовал тепло ее дыхания на щеке. Закрыв глаза, он постарался вспомнить прежнюю маму.
«Я думаю, если мальчик достаточно взрослый, чтобы самостоятельно оседлать лошадь, он вполне может отправиться на ночную прогулку… Я горжусь тобой, Бретти».
