– Какие же все доктора скоты! Думаете, что вы – боги? Да ничего похожего! Вы просто-напросто проучились в колледже немного дольше, чем какой-нибудь ассистент зубного врача. Вам никто не давал права распоряжаться моей жизнью.
Такой наскок ничуть не смутил Алленфорда.
– Огорчение и медикаменты – вот что заставляет вас так себя вести, Энджел. Но не переживайте, это все вполне нормальные реакции организма. Разумеется, вам хотелось бы узнать, кто ваш донор – все пациенты хотят того же. Но поверьте мне, есть границы, которые не стоит переходить. Ведь семья донора имеет право на сохранение тайны, так же, как и вы. – Доктор Алленфорд склонился над Энджелом и внимательно посмотрел ему в глаза. – Так что лучше не забивайте себе голову вопросами, на которые невозможно получить ответ. Лучше уже сейчас задумайтесь, как вам жить дальше. Конечно, можно бесконечно жаловаться на судьбу, а можно, наоборот, попытаться приспособиться к своей новой жизни.
– Конечно, если я умру, то это будет всего лишь неприятным эпизодом в вашей блестящей хирургической карьере. Вы уж как-нибудь это переживете.
Алленфорд нахмурился, затем негромко спросил:
– Вы и вправду так считаете, Энджел?
Энджел, казалось, как-то весь сжался под взглядом Алленфорда. Потом откинулся на подушку и тяжело вздохнул.
– Знаете, док, проблема в том, что я, похоже, уже больше ничему и ни во что не верю. Вы говорите, что мне хватит жаловаться на судьбу и надо продолжать жить. Но кто, ради Бога, мне объяснит, как это сделать?! Ведь если, например, биопсия даст плохой результат, окажется, что всей жизни мне – минут на десять, не больше. А вы предлагаете мне планировать долгую жизнь, черт побери.
– Речь идет не о десяти минутах, и вы сами это знаете, Энджел. Жить вам еще очень долго. Один человек в Калифорнии после такой операции живет уже восемнадцать лет...
– Только, ради Бога, не надо промывать мне мозги этой статистикой. Иначе меня стошнит, и сестре Рэчел придется мыть тут пол. Верите ли, ничто не придает мне так много сил, как мысль, что я смогу еще долго жить, если буду пить морковный сок и делать зарядку. – Он саркастически рассмеялся. – Мне ведь дали вторую жизнь – о-хо-хо! Просто мне придется себя вести, как Ричард Симмонс
[1]
.
Алленфорд, мягко улыбнувшись, выпрямился.
– Ладно, про Ричарда Симмонса мы с вами еще побеседуем, а пока что пойду узнаю результаты биопсии. Надеюсь, с ними все в порядке.
Энджел зарычал:
– Если будете каркать!
Алленфорд выразительно посмотрел на Мадлен и вышел из операционной. Энджел уже открыл рот, желая что-то сказать Мадлен, но его предупредил стремительно вошедший в операционную доктор Маркус Сарандон.
Энджел картинно завел глаза к потолку.
– О Господи, еще один эскулап... И выглядит совсем как Малибу Кен
[2]
.
Маркус в ответ откровенно рассмеялся. Он взглянул на Мадлен, поймав ее утвердительный кивок, затем повернулся к Энджелу.
– Как я вижу, наша кинозвезда подчас бывает чрезвычайно проницательной.
Энджел против желания улыбнулся:
– Туше, док.
Маркус протянул ему руку:
– Меня зовут Маркус Сарандон. Я буду... ну, в общем, помогать Мадлен ставить вас на ноги.
Энджел нахмурился.
– Это еще зачем?
Мадлен поспешно подошла к кровати Энджела.
– Я все тебе потом объясню. Сейчас ты просто слушай, что говорит Маркус. Он отличный парень.
– То же самое я могу сказать о Клинте Иствуде. Но этого недостаточно для того, чтобы Иствуд был моим врачом.
Маркус вытащил из кармана голубенький блокнот.
– Вот ваш ежедневный календарь. Тут указаны количества лекарств и время, когда их нужно принимать. Сперва посмотрите, а после мы с вами поговорим. Лучше, если разговор состоится уже завтра.
– Я не хочу говорить об этом завтра. Маркус улыбнулся.
– Восхитительный пациент. Что ж, прекрасно. Тогда я буду говорить, а вы послушаете. – Лицо Маркуса вновь озарилось очаровательной улыбкой, и он вышел из палаты.
Энджел взял календарь и швырнул его в другой конец комнаты.
Вздохнув, Мадлен подняла его и положила в ногах его кровати. Затем пододвинула свой стул.
– Ты ведешь себя прямо как избалованный ребенок.
– Заткнись.
Она улыбнулась.
– Да, чувствую, ты возвращаешься к жизни, Энджел. Интересно, что будет дальше? Станешь оттачивать на мне свой язычок?
– Ох, только вот этого не надо...
– Ты посмотри, ведь от тебя на всем этаже никому житья нет!
Энджел мрачно посмотрел на Мадлен.
– А ты хоть представляешь, каково мне самому приходится?! Лежу тут дни и ночи напролет, позволяю врачам делать с собой все, что им заблагорассудится. Иногда мне кажется, что я не живой человек, а какой-то кусок говядины. И я мечтаю... – Он вдруг как-то вмиг поскучнел и, не докончив фразы, сказал: – Уходи, Мэд.
Она наклонилась к нему поближе.
– Что случилось, Энджел?
Он помолчал несколько секунд, прежде чем ответить.
– Знаешь, я все о Фрэнсисе думаю. И снится он мне постоянно. Начинаются сны всегда по-разному, а кончаются одинаково. Мы какое-то время с ним разговариваем, а потом он протягивает ко мне руку. Сердце у меня начинает бешено колотиться, как птица за стеклом. Он что-то шепчет никак не удается разобрать, что именно, – а потом берет меня за руку и исчезает. Но и это еще не все. Такое чувство, словно он каким-то образом оказывается внутри меня. Вчера я попросил эту жирную медсестру, Бетти Буп, или как там ее, не может ли она включить другую радиостанцию. Я попросил ее найти что-нибудь из «Битлз». – Он вздохнул.— – «Битлз», черт побери. До операции я ничего, кроме «тяжелого металла», не слушал. Такого, от которого так и тянет скинуть всю одежду, остаться нагишом и хорошенько нюхнуть кокаина. А сейчас меня тянет слушать песни вроде «Yesterday». – Энджел посмотрел на Мадлен тоскливым взглядом. – Я чувствую, что потихоньку схожу с ума, Мэд.
Она сидела неподвижно. Сердце ее сильно билось в груди. Это было характерно для тех, кому пересадили сердце: считать, что в них вселилась личность донора. Но в том-то и дело, что Энджел не знал, что в его груди находится сердце Фрэнсиса. Не мог Энджел чувствовать подобные вещи – с медицинской точки зрения это был сплошной абсурд.
– У нас в клинике работает прекрасный психиатр, Энджел. Она отлично понимает, через что тебе пришлось пройти. То, что с тобой происходит, – вполне нормально. Но лучше тебе поговорить с ней.
