От его прикосновения Лина ощутила дрожь волнения.
Так они некоторое время стояли, держась за руки. Лина смотрела в его легендарные зеленые глаза, чувствуя, как непросто ей сохранять сейчас ровное дыхание. У Энджела были точно такие же, как у Фрэнсиса, глаза – хотя и зеленые, а не голубые. И смотрел Энджел совершенно так же, как Фрэнсис. Очень немногие люди умели так смотреть на мир.
– Ты куда более красивая, чем я думал, – сдавленным голосом произнес Энджел, в глазах которого застыло то же удивление, какое испытывала Лина.
Слезы подступили к ее глазам, но ей было сейчас все равно.
– Спасибо.
– Знаешь, я понятия не имею, как это – быть отцом.
– Не переживайте, все и так хорошо.
– Нам ведь нужно как-то начинать знакомиться, так что, может, сначала попробуем сделаться друзьями?
Друзьями... Услышав эти слова, Лина сильно разволновалась. Ведь именно этого ей всегда хотелось – иметь отца, который был бы ей настоящим другом. Ей пришлось закусить нижнюю губу, чтобы не рассмеяться от счастья. Он станет для нее замечательным отцом. Лина искренне верила в это. Он сумеет изгнать из ее жизни горе, боль и страхи, сделает ее жизнь спокойной и счастливой.
Выпустив ее руку, он прикоснулся кончиками пальцев к лицу дочери и заглянул ей в глаза.
– Не нужно так смотреть на меня, Ангелина.
От удивления она даже задохнулась. На какое-то мгновение ей почудилось, что сейчас он назовет ее «Ангелина-балерина». Но, разумеется, ничего такого он не сказал.
– Что-то не так? – не отрывая взгляда от ее лица, спросил Энджел.
– Ничего... Просто Фрэнсис обычно называл меня Ангелиной... Никто больше так меня не звал.
– Это твое имя, – сказал Энджел, и голос его понизился почти до шепота. – А впрочем, я не Бог, Лина, могу сделать что-нибудь и не так...
Энджел говорил сейчас какую-то ерунду, и Лина даже не хотела задумываться над его словами. Она по-прежнему пожирала отца глазами, стараясь раз и навсегда запомнить каждую черточку его лица, малейшую подробность нынешней встречи, запомнить собственные ощущения в тот момент, когда он впервые коснулся ее руки.
– Не волнуйтесь, я полюблю...
Неожиданно он прижал свой палец к губам Лины, заставляя ее замолчать.
Она смутилась и, когда он убрал руку, тихо произнесла:
– Но...
– Сперва я должен заслужить это, – твердо сказал он. Взгляд Энджела был таким серьезным, что Лина даже чуть-чуть испугалась. Глаза отца сразу потеряли сходство с глазами Фрэнсиса. – Только так это бывает. И не иначе.
Энджел внимательно посмотрел на листок, прихваченный зажимом к папке. Нужно было лишь поставить на нем свою подпись – и ты свободен как птица.
Но вот что странно: ему не хотелось подписывать.
Он оглядел свою уютную палату, в которой безвыходно провел несколько недель. Странно, но она как будто бы стала его домом. Энджел даже начал уже узнавать птиц, которые садились на оконный карниз его палаты. Он изучил все повадки солнца, которое, прежде чем опуститься за горизонт, каждый вечер пыталось пролезть между шторами и заглянуть к Энджелу. Он даже постепенно полюбил запах дезинфицирующего раствора и отвратительное картофельное пюре, которым здесь Энджела регулярно кормили. Больше того, даже сумел подружиться с Сарой.
– Все хорошо? – спросила Мадлен.
А он не знал, что ответить. Энджел чувствовал себя совершеннейшим идиотом, потому что боялся, что новое сердце, которое так исправно работало, пока он был в клинике, может дать сбой, как только Энджел окажется за пределами больницы. Или что он не выдержит и опять начнет пить, вернется к прежнему образу жизни – тогда прощай, новая жизнь.
– Сам не знаю... Раньше мне казалось, что да, а теперь...
– Мы с Линой тебе поможем, Энджел. Ты не останешься в одиночестве, не волнуйся.
– Спасибо, Мэд. – Он прикоснулся к ее щеке, и от этого прикосновения им овладело чувство уверенности. – Не представляю, что бы я делал без тебя...
Она улыбнулась.
– Да уж как-нибудь справился бы, не сомневаюсь. Он пожал плечами и огляделся.
– У меня тут вещи остались... Надо бы не забыть. Она положила ладонь ему на грудь, как раз на то место, где одежда скрывала хирургический шрам.
– Не забудем.
У них за спиной распахнулась дверь. Энджел и Мадлен разом обернулись, ожидая увидеть Сарандона и Алленфорда, пришедших попрощаться с пациентом.
Но неожиданно в палату вошла женщина средних лет. На ней было старенькое шерстяное пальто и резиновые башмаки, забрызганные грязью.
– Скажите, где я могу увидеть... – Начала было она, но, увидев Энджела, запнулась. Рот ее раскрылся от изумления. – О Боже, вы ведь... – Она, как бы ища подтверждения своей догадке, взглянула на Мадлен, затем тихо сказала: – Вы ведь Энджел Демарко?
Поспешно подойдя к женщине, Мадлен взяла ее за рукав и силой вывела в коридор. Дверь за ними с грохотом захлопнулась, но через минуту Мадлен уже вернулась. Выражение ее лица было мрачным.
– Дежурные пропустили ее, даже не спросив. Оказывается, у нее отец лежит в палате 264-Е.
– Проклятие! – выругался Энджел. – Нужно быстро уходить отсюда. Как только эта старая карга дорвется до телефона, она растрезвонит обо мне всему городу. У нее был такой вид, будто она в лотерею выиграла. Еще получится так, что она выйдет на ребят с телевидения, и те ей не только заплатят, но еще и дадут возможность минут пятнадцать покривляться на экране.
Мадлен вскользь взглянула на Энджела.
– Жаль, что так вышло.
– Да брось ты... Рано или поздно это все равно случилось бы. – Он схватил с тумбочки маску и закрыл ею лицо, но прежде чем завязать тесемки, сказал: – Будем придерживаться такой версии: я находился здесь в течение неопределенного времени, мне была сделана операция на сердце, меня выписали и где я сейчас – никто не знает. Подробности не комментируются. Позаботься, чтобы доктор Алленфорд как можно скорее созвал пресс-конференцию. А сейчас помоги мне поскорей уйти отсюда. Нечего мешкать.
Мадлен кивнула:
– Да, пойдем.
Задолго до появления около клиники первых репортеров Мадлен посадила Энджела в свой автомобиль, и они спешно покинули территорию больницы.
Лина и Энджел с первых же шагов начали прекрасно ладить друг с другом. В зеркало заднего обзора Мадлен могла наблюдать за тем, как они, сидя рядом на заднем сиденье, оживленно болтают. Лине очень понравилось, как именно Мадлен вытащила Энджела из больницы. «Класс!» – откомментировала девушка операцию по эвакуации отца. Сейчас Энджел забавлял дочь рассказом о том, как однажды, спасаясь от погони экзальтированных поклонниц, он спрятался в багажник пикапа, а обезумевшая толпа, ничего не подозревая, штурмовала павильон, где происходило озвучивание фильма.
