– Он вернулся в свой институт?
– А он из него никогда и не уходил. Всегда оставался
директором, даже будучи вице-премьером.
– Вы считаете, что его вторая супруга вышла за него замуж из
меркантильных побуждений?
– Ну что вы, – замахал руками Архипов, – конечно нет. Разве
можно такое говорить! Нет, нет. Конечно, любой женщине приятно выйти замуж за
обеспеченного человека, академика, вице-премьера. Но нельзя считать, что эта
причина была основной. К тому времени она была замужем дважды и, кажется, ни в
чем не нуждалась. Вероника его по-своему любила. И он успел к ней привязаться.
Она очень следила за его внешним видом. У него появились модные галстуки, новые
костюмы, напоминавшие сюртуки. Однажды я видел на нем моднейший шарф, который
он надел явно под влиянием супруги. Такой «а-ля Михалков». Он, конечно,
изменился благодаря молодой жене.
– Не очень молодой, – заметил Дронго, – ей сорок пять, не
меньше.
– Как вам не стыдно! – улыбнулся Архипов. – Хорошо, что вас
не слышит моя супруга. А вам сколько лет?
– Сорок два. И я уже давно не чувствую себя молодым, – вдруг
признался Дронго.
– Ну и напрасно. Я по возрасту гожусь вам в отцы, но
чувствую себя весьма молодым человеком. И этим горжусь. Знаете, что говорил
покойный драматург Володин, кстати, мой любимый автор? «Стыдно быть
несчастливым». Я бы добавил: «Стыдно быть немолодым».
– Согласен, – улыбнулся в ответ Дронго. – Но мне показалось,
что у второй жены Федора Григорьевича довольно непростые отношения с его
детьми.
– Может быть, – согласился, немного помолчав, Архипов. – А
вы знаете семьи, где не бывает проблем? Тем более в таком щекотливом вопросе. Я
недавно прочел о взаимоотношениях Александра II с сыном, когда император
наконец женился на любимой женщине. После смерти жены, разумеется. Его сын и наследник
был в такой ярости, что демонстративно не выходил обедать, если за столом была
княгиня Долгорукая, которая стала официальной женой его отца и матерью четверых
детей. Вот вам исторический пример. Конечно, взрослым детям не нравится, когда
их отец женится на женщине, которая моложе его лет на пятнадцать. К тому же его
дочери Алле уже тридцать пять. И разница в возрасте между мачехой и дочкой была
гораздо меньше, чем между мачехой и отцом. Если говорить честно, – Архипов
слегка наклонился в сторону Дронго и понизил голос, – у Глушкова была одна
небольшая слабость. Он любил молодых красивых женщин. И когда был женат первый
раз, и когда второй. У него всегда были такие сотрудницы в институте, что
остальные директора только руками разводили от зависти. Его старшей дочери Алле
это совсем не нравилось. К тому же сын Олег женился не очень удачно. У его
супруги постоянно происходят нервные срывы. Это, конечно, накладывалось на
отношения Глушкова с детьми. Но внуков своих он просто обожал.
– Вы бывали у него на даче в Жуковке?
– Раньше бывал, в последние годы нет. Но я позвонил Веронике
Андреевне, чтобы выразить ей свои соболезнования. И думаю обязательно быть на
похоронах.
– Вы знаете его соседей по даче?
– Нет, конечно. Сейчас там живут совсем другие люди.
– А его детей вы хорошо знаете?
– Они выросли у меня на глазах. Алла всегда была очень
самодостаточным человеком. Целеустремленной, умной, четко знающей, чего она
хочет. В ней сочетаются лучшие черты отца и матери. Требовательность,
настойчивость, энергия. Она сама решила, что должна переехать в Швецию. И
сейчас живет там с мужем, кажется, представляет интересы какой-то фирмы.
– У них нет детей?
– Нет. По-моему, у Аллы были какие-то проблемы, но об этом
лучше знает моя супруга. Олег родился через несколько лет. И мне кажется, что
Алла его сильно подавляла. Он всегда был как бы вторым. И привык к такой роли.
И потом, его довольно рано женили. Мать тогда сильно болела и решила устроить
его судьбу. Наверное, это была ошибка. Они оба были еще очень молоды…
– Олег рассказал мне, что занимается бизнесом.
– Очень неудачно. Сначала он хотел стать экономистом, даже
успел написать кандидатскую диссертацию в институте отца. Но потом все бросил и
стал заниматься бизнесом. Отец не очень одобрял его систематические провалы, но
помогал.
– Каким именно бизнесом занимался младший Глушков, вы не
знаете?
– Нет, точно не знаю. Но отцу почему-то не нравилась эта
сфера его деятельности. Кажется, что-то связанное с поставками продуктов из
Германии. Точнее я не могу сказать, извините.
– Как вы считаете, Сергей Алексеевич, Глушков мог покончить
жизнь самоубийством?
Архипов задумался. Затем покачал головой:
– Не думаю. Это был сильный человек. Нет, не думаю. Он не
любил проигрывать, сдаваться, всегда шел до конца. Нет, не думаю. А почему вы
спрашиваете? Что произошло на даче?
– Если вы дадите мне слово, что никто не узнает о нашем
разговоре, я расскажу вам все.
– Безусловно. Я все понимаю. И чем вы занимаетесь, и как
важно сохранять в секрете любые разговоры. Так что там случилось?
– Его нашли мертвым.
– Инфаркт?
– Нет. Его застрелили. Пистолет исчез. Исчезла также
уникальная коллекция монет.
– Так, – нахмурился Архипов, – значит, так… – Он снял очки,
протер их платком и снова надел.
– Поговорите с членами его семьи, – мрачно посоветовал он, –
поговорите с соседями. Он не мог застрелиться. Это убийство. Самое настоящее
убийство. Почему же Вероника Андреевна мне ничего не сказала?
– Сотрудники ФСБ не рекомендовали говорить об убийстве, –
пояснил Дронго. – На понедельник назначены похороны. Должен прилететь сам
президент, который лично знал Глушкова. Поэтому весьма нежелательно, чтобы до
этого момента кто-нибудь узнал истинную причину смерти академика.
– Я вас понимаю, – подавленно произнес Архипов. – Даже
представить себе невозможно, кто мог убить Федора Григорьевича. Какое-то дикое
преступление. Разве поселок не охранялся?
– Конечно, охранялся. И тем не менее непоправимое произошло.
– Он был один?
– Да. Во всяком случае, из членов семьи в доме никого не
было. И в гости к нему никто не приезжал.
– А соседи? Там ведь полно домов. Кто-нибудь проверял его
соседей?
– Проверяют, – вздохнул Дронго, – но среди его ближайших
соседей заместитель министра иностранных дел Романовский и руководитель
таможенной службы Лопатин. А третьего соседа вы знаете. Это Абрам Моисеевич
Перельман, вице-президент Академии наук. Я не думаю, что нужно подозревать
Перельмана или кого-то из соседей, хотя проверять будут всех без исключения.
