— Сам видишь, Варен, сейф пуст.
— Действительно… Наверное, мой брат вынул письма.
Даспри опять приблизился к Варену и сказал:
— Не хитри со мной. Есть и другой тайник. Где он?
— Другого нет.
— Быть может, ты хочешь денег? Сколько?
— Десять тысяч.
— Месье Андерматт, десять тысяч за эти письма — нормальная для вас цена?
— Да, — громким голосом ответил банкир.
Варен закрыл сейф, с откровенной брезгливостью взял семерку червей и приложил ее к мечу у рукоятки, точно в том же месте. Затем последовательно вонзил шило в кончик каждого из семи сердечек. Опять раздался щелчок, но на этот раз — неожиданная вещь — повернулась только часть сейфа, и в толщине дверцы, закрывавшей большой сейф, открылся другой маленький ящичек.
Пачка писем, перевязанная бечевкой и запечатанная, лежала там. Варен передал ее Даспри. Тот спросил:
— Чек готов, месье Андерматт?
— Да.
— И у вас есть также последний документ, доставшийся вам от Луи Лакомба и дополняющий чертежи подводной лодки?
— Да.
Обмен состоялся. Даспри положил документ в карман и отдал связку писем господину Андерматту.
— Вот то, чего вы хотели, месье.
Банкир с секунду колебался, словно боялся дотронуться до этих проклятых листков, которых он так упорно добивался. Затем нервным движением схватил их.
Рядом со мной послышался стон. Я взял мадам Андерматт за руку: она была ледяной.
Даспри сказал банкиру:
— Я думаю, месье, наш разговор окончен. О! Не надо благодарности, умоляю вас. Только случай помог мне оказать вам услугу.
Господин Андерматт удалился. Он уносил с собой письма жены к Луи Лакомбу.
— Замечательно, — с восторгом воскликнул Даспри, — все устраивается великолепно. Остается лишь завершить дело, приятель. Бумаги с тобой?
— Вот они все.
Даспри проверил их, внимательно осмотрел и положил в карман.
— Прекрасно, ты сдержал слово.
— Но…
— Что «но»?
— А два чека?.. Деньги?..
— Ну и наглец же ты, дружище. Подумать только, он еще чего-то требует!
— Я требую то, что мне положено.
— Неужели тебе что-то должны за бумаги, которые ты украл?
Но Варен, видно, уже не отвечал за себя. Он дрожал от злости, глаза его налились кровью.
— Деньги… двадцать тысяч… — пробормотал он.
— Ни за что… я сам знаю, куда их употребить.
— Деньги!
— Ну хватит, будь благоразумным и оставь-ка свой нож в покое!
Даспри схватил его за руку с такой силой, что Варен взвыл от боли.
— Иди прочь, приятель, — продолжил Даспри, — свежий воздух сейчас полезен тебе. А может, тебя проводить? Мы пойдем через пустырь, и я покажу тебе груду камней, под которой…
— Это ложь! Ложь!
— Нет, это правда. Ведь маленькая железная пластина с семью красными дырочками именно оттуда. Луи Лакомб с ней никогда не расставался, как ты помнишь. Вы с братом закопали ее вместе с трупом… и другими предметами, которые наверняка чрезвычайно заинтересуют полицию.
Варен закрыл лицо яростно сжатыми кулаками. Затем сказал:
— Что ж, меня здорово облапошили… Оставим это. Только скажите… одно слово, я хочу знать…
— Была ли в тайнике… в том, что побольше, шкатулка?
— Была.
— Когда вы пришли сюда ночью с 22 на 23 июня, она еще находилась там?
— Да.
— И в ней лежало?..
— Все, что спрятали туда братья Варен, — очень симпатичная коллекция драгоценностей, бриллиантов и жемчуга, которые упомянутые братья ухитрились стянуть отовсюду, где можно.
— И вы их забрали!
— Конечно! Поставь себя на мое место.
— Значит… мой брат покончил с собой, обнаружив, что шкатулка пропала?
— Возможно. Исчезновения вашей переписки с майором Лебеном было бы недостаточно. Но пропажа шкатулки… Больше ничего не хочешь у меня узнать?
— Еще одно: ваше имя.
— Ты произнес это так, будто намерен взять реванш.
— Еще бы! Счастье изменчиво. Сегодня вы победили. Завтра…
— Ты?
— Я очень рассчитываю на это. Ваше имя!
— Арсен Люпен.
— Арсен Люпен!
Варена будто обухом огрели, и он зашатался. Судя по всему, эти два слова лишали его всякой надежды.
Даспри расхохотался:
— Вот-те на! Неужели ты допускаешь, что такое красивое дельце мог обстряпать какой-нибудь Дюран или Дюпон? Брось, пожалуйста, для этого нужен по меньшей мере Арсен Люпен. А теперь, когда ты все знаешь, малыш, иди, готовься к реваншу. Арсен Люпен ждет тебя.
И он без дальнейших разговоров вытолкал его на улицу.
— Даспри, Даспри! — позвал я, невольно произнеся то имя, к которому привык, и отодвинул бархатную портьеру.
Он бросился ко мне.
— Что? Что случилось?
— Мадам Андерматт плохо.
Он засуетился, дал ей понюхать соль и, хлопоча вокруг нее, расспрашивал меня:
— Ну что же все-таки произошло?
— Письма, — ответил я, — письма Луи Лакомба, переданные вами ее мужу!
Он стукнул себя по лбу.
— Она подумала, что я это сделал… Ну конечно, она и в самом деле могла так подумать. Какой же я дурак!
Мадам Андерматт, уже пришедшая в себя, жадно слушала его слова. Он достал из бумажника маленькую связку, абсолютно не отличавшуюся от той, что унес господин Андерматт.
— Вот ваши письма, мадам, настоящие.
— А те… другие?
— Те почти такие же, как эти. Но сегодня ночью я все переписал и тщательно подправил. Ваш муж будет необыкновенно счастлив, прочитав их, он не догадается о подмене, ведь все, кажется, происходило у него на глазах…
— Почерк…
— Не существует почерков, которые невозможно скопировать.
Она поблагодарила его в той форме, какая принята среди людей ее круга, и я понял, что мадам Андерматт, наверное, не слышала последних фраз, которыми обменялись Варен и Арсен Люпен.
Мне же было немного неловко смотреть на него, я не знал, что сказать старому приятелю, представшему передо мной в столь неожиданном свете. Люпен! Это был Люпен! Мой друг, человек из нашей компании оказался не кем иным, как Арсеном Люпеном! Я не мог прийти в себя. А он, ничуть не смущаясь, заговорил так:
