То ли ангел, пролетая, в ночь закинул невода…
"Ты мучитель! – закричал я. – Тешишься моей печалыо!
Чтоб терзать меня молчаньем, Бог послал тебя сюда!
Сжалься, дай забыть, не думать об ушедшей навсегда!"
Каркнул Ворон: "Никогда!"
"Кто ты? Птица или дьявол? Кто послал тебя, – лукавый?
Гость зловещий, Ворон вещий, кто послал тебя сюда?
Что ж, разрушь мой мир бессонный, мир, тоской опустошенный,
Где звенит зловещим звоном беспощадная беда,
Но скажи, я умоляю! – в жизни есть забвенье, да?"
Каркнул Ворон: "Никогда!"
"Птица-демон, птица-небыль! Заклинаю светлым небом,
Светлым раем заклинаю! Всем святым, что Бог нам дал,
Отвечай, я жду ответа: там, вдали от мира где-то,
С нею, сотканной из света, ждать ли встречи хоть тогда,
Хоть тогда, когда прервется дней унылых череда?"
Каркнул Ворон: "Никогда!"
"Хватит! Замолчи! Не надо! Уходи, исчадье ада,
В мрак, где не дарит отрадой ни единая звезда!
Уходи своей дорогой, не терзай пустой тревогой:
Слишком мало, слишком много ты надежд принес сюда.
Вырви клюв из раны сердца и исчезни навсегда!"
Каркнул Ворон: "Никогда!"
Никогда не улетит он, все сидит он, все сидит он,
Словно сумраком повитый, там, где дремлет темнота…
Только бледный свет струится, тень тревожно шевелится,
Дремлет птица, свет струится, как прозрачная вода…
И душе моей измятой, брошенной на половицы,
Не подняться, не подняться,
Hе подняться никогда!
Charles L. Edson 1963
Пародии в английском Scholastic Magazine, 1963
RAVIN'S OF PIUTE POET POE
Once, upon a midnight dreary, eerie, scary,
I was wary, I was weary, full of worry, thinking of my lost Lenore,
Of my cheery, airy, faerie, fiery dearie-(Nothing more).
I was napping, when a tapping on the overlapping coping woke me
gapping, leaping, groping… toward the rapping. I went
hopping, leaping… hoping that the rapping on the coping
Was my little lost Lenore.
That on opening the shutter to admit the latter critter, in she'd
flutter from the gutter with her bitter eyes aglitter;
So I opened wide the door, what was there? The dard weir and drear
moor,-or I'm a liar-the dark mire, the drear moor, the
mere door, and nothing more!
Then in stepped a stately Raven, shaven like the bard of Avon; yes,
a rovin' grievin' Raven, seeking haven at my door.
Yes, that shaven, rovin' Raven had been movin' (Get me, Stephen)
for the warm and lovin' haven of my stove and oven door-
Oven door, and nothing more.
Ah, distinctly I remember, every ember that December turned from
amber to burnt umber;
I was burning limber lumber in my chamber that December, and it
left an amber ember.
With a silken, sad uncertain flirtin' of a certain curtain,
That old raven, cold and callous, perched upon the bust of Pallas,
Just above my chamber door;
(A lusty, trusty bust thrust just
Above my chamber door.)
Had that callous cuss shown malice? Or sought solace, there on
Pallas?
(You may tell us, Alice Wallace).
Tell this soul with sorrow laden, hidden in the shade, an'
broodin'-
If a maiden out of Eden sent this sudden bird invadin'
My poor chamber; and protrudin' half an inch above my door.
Tell this broodin' soul (he's breedin' bats by too much sodden
readin'-readin'
Snowden'd ode to Odin)
Tell this soul by nightmares ridden, if (no kiddin') on a sudden
He shall clasp a radiant maiden born in Aiden or in Leyden or
indeed in
Baden-Baden-
Will he clasp this buddin' maiden, gaddin' in forbidden Eden,
Whom the angels named Lenore?
Then that bird said: "Nevermore."
"Prophet," said I, "thing of evil, navel, novel, or boll weevil,
You shall travel, on the level! Scratch the gravel now and
travel!
Leave my hovel, I implore."
And that raven, never flitting, never knitting, never tatting,
Never spouting "Nevermore."
Still is sitting (out this ballad) on that solid bust (and pallid)
– on that solid, valid, pallid bust above my chamber door;
And my soul is in his shadow, which lies floating on the floor,
Fleeting, floating, yachting, boating on the fluting of the
matting-
Matting on my chamber floor.
Charles L. Edson
Андрей Вознесенский 1964
Из поэмы "Оза", по мотивам
Андрей Вознесенский
(Из поэмы "Оза", по мотивам Эдгара По)
В час отлива возле чайной
я лежал в ночи печальной,
говорил друзьям об Озе и величьи бытия.
Но внезапно чёрный ворон
примешался к разговорам,
вспыхнув синими очами,
