– Вот упертая! Ладно! Валяй! – сдался Палыч. – Посмотрю.
Следующим вечером Маша привела Клюквина в театр.
– Здорово, клоун! – хмыкнул Палыч. – Давай удивляй, у тебя на все пять минут. Время пошло!
Клюквин шагнул на сцену и подмигнул главрежу:
– «Он ахнуть не успел, как на него медведь насел!»
– Это все, что он может? – ухмыльнулся Палыч.
Маша, подыгрывая Клюквину, произнесла фразу из пьесы:
– «Здравствуй, говорю, Бобик. Здравствуй, милый!»
В ответ Клюквин жизнерадостно выдал пассаж Соленого:
– «Если бы этот ребенок был мой, то я изжарил бы его на сковородке и съел бы».
– Однако! – улыбнулся Палыч.
Клюквин потупил взор и с нотой подлинного трагизма произнес:
– «Я против вас, барон, никогда ничего не имел. Но у меня характер Лермонтова. Я даже немножко похож на Лермонтова… как говорят…» – Согласно сценарию, он достал из кармана флакон с духами и полил себе руки. – «Не сердись, Алеко… Забудь, забудь мечтания свои…»
Клюквин закончил выход, почти уложившись в отведенные пять минут.
Палыч хмыкнул:
– Убедительно! Ладно, рыжий сукин сын… Утвержден!
Отправляясь курить в коридор, Палыч растерянно бормотал:
– Вылитый Соленый, твою мать! Соленый, как он есть!
…Клюквин на удивление быстро прижился в театре. Палыч ставил его в пример прочим артистам и собирался задействовать в новых эпизодических ролях.
До премьеры оставалось всего ничего… Маша вживалась в образ своей героини. Ей казалось, что она всю жизнь ждала этой роли и потому органична в ней, как Клюквин в роли Соленого.
Как-то между репетициями в ответ на похвалу Палыча Маша призналась:
– А ведь я играю саму себя!
Тот взглянул на нее с удивлением.
– Да, – грустно кивнула Маша. – История моей жизни. Все жду чего-то… Жду, что наступит настоящее, а жизнь – мимо, мимо… Время, как песочек в песочных часах, утекает сквозь пальцы, не удержать. Кричу «в Москву!», рвусь в воображаемый центр и в надеждах на лучшее остаюсь на обочине жизни, на самой периферии…
Палыч даже смутился от подобных откровений:
– Нууу, счастье – понятие относительное.
– Разумеется. Но вы знаете, какая штука: недавно я прочла книгу «Как стать счастливым», – Маша вздохнула, – а, представляете, счастливой не стала!
Палыч тоскливо пробормотал:
– Да брось, все еще впереди!
Маша печально покачала головой:
– Надо было бороться за свое счастье, а я слабая, изломанная – отдала.
Неожиданно Палыч оживился:
– Как ты это убедительно произносишь! Слушай, Басманова, вот какая мысль: что, если нам вложить в уста твоей героини фразу Чехова о счастье?! Она не из пьесы, но так точно отражает суть…
– Какая фраза?
– Ну ты даешь, Басманова! – обиделся Палыч. – И что после этого ты знаешь о счастье?
Она полчаса прождала Клюквина на Банковском мосту, где они обычно встречались. Устав ждать, Маша пошла в театр одна. Дорогой девушка думала о понимании счастья как счастья со слезой, и ей казалось, что она поняла нечто важное. Во время репетиции Маша с особенным выражением произнесла фразу Чехова: «К моим мыслям о человеческом счастье всегда почему-то примешивалось что-то грустное…»
Краем глаза девушка посмотрела на седьмой ряд, откуда обычно следил за ходом репетиции Палыч: заметил ли тот, с каким чувством она играет?
Однако его там не оказалось. Он появился в зале через минуту – взъерошенный и бледный. Подойдя к сцене, произнес:
– Репетиция отменяется… Юру Клюквина убили.
Часть 4. Чаепитие зимнее
Глава 1
Сыпался песочек в песочных часах, и насыпало его еще на год… Говорят, что это не время проходит, а мы проходим сквозь время. Басмановы через него вышли с потерями. Прошлый год для них оказался тяжелым – летом умер Хреныч, которого они считали близким родственником. В конце августа старик поехал в город – торговать на рынке травами и яблоками. Вечером, садясь в электричку до Березовки, он упал на перроне: остановилось сердце.
Похороны Басмановы взяли на себя. Сестры надели Хренычу лучшую рубаху в расшитых красных маках. На поминках плакали, поминали травника добрым словом. Домик Хреныча купил Лопатин.
В день похорон старика Маша вновь размышляла о чеховском определении счастья. Теперь счастье она понимала именно так: как счастье со слезой. После смерти Клюквина, всякий раз выходя на сцену в «Трех сестрах», девушка чувствовала боль. В эпизоде, где звучала фраза о счастье, у Маши на глазах выступали слезы.
…«Репетиция отменяется… Юру Клюквина убили».
Маша не могла поверить словам Палыча и крикнула со сцены:
– Неправда! Это чья-то дурацкая шутка! Да сам Клюквин, наверное, пошутил, вот увидите! Он всегда всех разыгрывает!
У актеров были скорбные лица… Палыч, который первым узнал о трагедии (ему позвонили из милиции, поскольку в кармане убитого нашли пропуск в театр), растерянно повторял, что Маша должна успокоиться. Но успокоиться она никак не могла. Девушка отказывалась верить в то, что Юры больше нет. Маша рванула со сцены и бросилась бежать. По коридорам театра, улицам, переулкам, туда – к Сенной площади, к дому, где жил Клюквин. А за нею бежал актер Гриша, игравший роль Тузенбаха, и что-то кричал. Он, кажется, даже пытался ее остановить, но это было невозможно. Маша бежала долго, как ей почудилось – целую вечность, а увидев свет в Юрином окне, какой-то яркий, красный, недобрый, вдруг поняла: да, все правда, Клюквина больше нет – и закричала, упав Грише на руки. Позже она узнает, что в это самое время соседки по коммунальной квартире, узнавшие о Юриной смерти, рылись в его комнате, надеясь чем-нибудь поживиться. Может, потому свет из окон показался ей чужим и мертвым.
Имущества у Клюквина было всего ничего. На память Маше остались его кальян и книжка «Как стать счастливым». Но, как теперь понимает Маша, счастливым стать можно, только поверив в счастье со слезой.
Обстоятельства смерти Клюквина остались невыясненными. Его нашли в глухом переулке мертвого, с ножевыми ранениями. В кармане был только пропуск в театр. Кошелек, по всей видимости, украли. Все ясно, обычная уголовщина. Убийц не нашли.
Во время похорон посыпал снег. Маше казалось, что Клюквин сейчас встанет из гроба, подмигнет им: «Ребята, вы чего? Я пошутил! Я живой!» – скажет какой-нибудь каламбурчик, и они вместе пойдут домой. Когда его зарывали, девушка заплакала: как же так, Юру засыплют снегом, ему будет холодно, он замерзнет. И ночью Маша никак не могла уснуть, ей хотелось бежать на кладбище, чтобы разрыть могилу, отогреть Клюквина… Ах, Юра, Юра… Ты был самым гениальным исполнителем роли Соленого, просто «вылитый Соленый, твою мать! Соленый, как он есть!».
