Глава 13
Было уже шесть часов, когда Бэнкрофта и Мейсона отпустили из
офиса шерифа. Деллу Стрит освободили через несколько минут, после того как яхту
доставили в док.
Когда они возвращались назад в машине Бэнкрофта, миллионер
дал волю своим сомнениям.
– Как вы думаете, они уже допрашивали мою жену? – спросил
он.
– А зачем, по-вашему, они продержали нас столько времени под
надзором? Разумеется, они допросили вашу жену, и вашу падчерицу, и всю
прислугу, какую только смогли найти.
– Я сказал жене, чтобы она абсолютно ничего не говорила,
пока я не вернусь.
– И что вы собираетесь делать, когда вернетесь?
– Скажу ей, чтобы она продолжала молчать, пока вы не дадите
ей свои инструкции, – ответил Бэнкрофт.
Мейсон сказал:
– Вы должны были позвонить мне прошлой ночью, но вместо
этого стали давать ей свои советы, и теперь мне остается только принимать
ситуацию такой, как она есть, и пытаться извлечь из нее то, что еще возможно.
Сейчас я не удовлетворен тем, что происходит.
– Что вы имеете в виду?
Мейсон заметил:
– Я не думаю, что вы рассказали мне всю историю.
Бэнкрофт несколько минут молчал, потом ответил:
– Что ж, мистер Мейсон, в каком-то смысле вам придется
действовать наугад. Пусть обвинение ищет доказательства в свою пользу. Они не
смогут собрать никаких доказательств против моей жены, и я не думаю, что они
сумеют найти какие-нибудь свидетельства против меня. Я хочу, чтобы вы
действовали, исходя из того факта, что никто из нас не может делать никаких
заявлений относительно того, что произошло прошлой ночью, и чтобы вы
предоставили всю инициативу в ведении этого дела самой полиции.
– Полиция, – заметил Мейсон, – порой бывает очень
компетентна.
– Я знаю, но они ничего не смогут доказать с теми уликами,
которые у них есть сейчас, а когда они снимут отпечатки с Джилли, то обнаружат,
что он бывший уголовник и шантажист.
– После чего они свяжут это убийство с письмом, найденным в
кофейной банке, – заметил Мейсон. – И что тогда?
– Тогда, – ответил Бэнкрофт, – у них будет мертвый шантажист
и женщина, которая, предположительно, является жертвой вымогательства. Но они
не смогут доказать, что у моей жены когда-нибудь были личные контакты с Джилли
или что такие контакты были у меня.
– Будем на это надеяться, – сказал Мейсон.
– Обычно, – продолжал Бэнкрофт, – если человек невиновен, он
честно и откровенно рассказывает обо всем полиции. Иногда они ему верят, иногда
нет. Если же человек виновен, он сидит тихо, ничего не говорит и предоставляет
полиции собирать свидетельства, подтверждающие выдвинутые против него
обвинения.
– И что из этого? – спросил Мейсон.
– А то, – сказал Бэнкрофт, – что нет никаких причин, по
которым человек невиновный не мог бы воспользоваться уловками, которые выгодны
настоящему преступнику. В данном случае мы будем просто сидеть и ждать, пока
полиция станет шаг за шагом двигаться вперед, в расчете на то, что они
споткнутся раньше, чем достигнут своей цели.
Мейсон покачал головой:
– Вы не оставляете мне никакого выбора. Если бы вы позвонили
вчера ночью, когда ваша жена вернулась домой, мы смогли бы представить
убедительную версию самозащиты. Но теперь думать об этом поздно. Прежде всего
мы должны считаться с тем, что ваша жена должна молчать, потому что она
пытается защитить других. Нам придется примириться с такой позицией.
– Примиритесь с ней и действуйте, – пожелал Бэнкрофт.
Мейсон кивнул:
– Я готов с этим согласиться, но при одном условии.
– При каком?
– Вы расскажете мне, что на самом деле произошло прошлой
ночью.
– Я вам уже рассказал.
– Нет, не рассказали, – возразил Мейсон. – Кое-что вы
пропустили. Кое о чем умолчали. А мне нужна полная правда.
– Возможно, вы откажетесь нас представлять, если узнаете всю
правду.
– Человек всегда имеет право на защиту в суде, – сказал
Мейсон, – независимо от обстоятельств. Я хочу знать подлинные факты.
– Хорошо, – согласился Бэнкрофт, – думаю, отчасти вы и сами
догадались. Моя жена пришла домой. Она была вся мокрая. Она прыгнула за борт
прямо в одежде. Она рассказала мне, что произошло.
Она хотела, чтобы Ирвин Фордайс воспользовался нашей яхтой.
Она думала, что его там никто не найдет. Надеялась, что это позволит вывести
его из игры до дня свадьбы или до того момента, когда закончится вся эта
история.
У Фордайса был некоторый опыт в управлении яхтами. Она
посадила его в машину возле его дома, привезла на берет, доставила на борт,
поехала доставать деньги и вернулась обратно.
На лодке было большое количество провизии. Мы всегда держим
там крупный запас консервированных продуктов. Он мог бы отправиться на яхте в
Каталину или Энсенаду и вести жизнь яхтсмена столько, сколько бы ему хотелось.
– Продолжайте, – заметил Мейсон. – Расскажите, что
произошло.
– К тому времени, когда моя жена достала деньги и вернулась
на яхту, там уже не было никаких следов Фордайса. Но там был Джилли. Он явно
собирался ее убить. Она направила на него пистолет, думая, что он поднимет руки
и ситуация будет под ее контролем.
Вместо этого он набросился на нее. И в этот момент яхта
дернулась. Моя жена непроизвольно нажала на спусковой крючок. Джилли замертво
упал у ее ног. Моя жена прыгнула за борт, выбралась на берег, села в машину и
вернулась домой.
Она рассказала мне о том, что случилось.
И здесь я совершил ошибку. Она была почти в истерике. У меня
есть сильный наркотик, я держу его для себя на случай сильной боли, связанной с
болезнью мочевого пузыря, которая иногда меня мучает. Я дал ей достаточно
сильный наркотик, чтобы погрузить ее в глубокий сон. Я сказал, что мы сообщим в
полицию об этом происшествии на следующий день, когда она будет чувствовать
себя получше.
– И что вы сделали дальше? – спросил Мейсон.
Бэнкрофт сказал:
– Хорошо, Мейсон, я скажу вам правду. Я отправился в гавань.
– И поднялись на борт яхты?
– Мейсон, я уже говорил вам, что яхты не было на том месте,
где она ее оставила.
– Что вы хотели сделать?
– Я хотел забрать тело Джилли, отвезти его в открытый океан,
привязать к якорю и сбросить в воду. Потом я собирался хранить об этом полное
молчание. Никто не смог бы связать мою жену с Джилли. Никто не смог бы связать
Джилли и мою жену. Никто не смог бы связать Джилли и меня.
