— Кота завел. — Дакер пожал плечами.
— Какого кота?..
— Обыкновенного: четыре лапы, один хвост.
— Это кот тебя так?!
— Ты бы видел этого кота в деле!
— Вот, блин! Кот его уделал! — Лемонтий покачнулся, а потом с радостным воплем повис на шее у Дакера. — Что ж ты молчал, балда?! Я же себя уже в Иуды записал! Осину подходящую уже начал присматривать! Дай-ка я тебя, Андрюшенька, расцелую!
Морщась и отплевываясь, Дакер оторвал от себя распоясавшегося Лемонтия.
— Пушку убери, дурень, — сказал беззлобно. — Еще пристрелишь кого на радостях.
— Какую пушку? А, эту! Так это не пушка, это зажигалка! Как в американских боевиках. Это я так блефовал. Откуда ж у меня настоящий ствол?!
— Я когда-нибудь твою рыжую башку отвинчу, — пообещал Дакер.
— А может, вы бы в дом прошли? — послышался за их спинами робкий девичий голосок.
— Золотые слова, Аннушка! — просиял Лемонтий. — Дайте я вас тоже расцелую…
— Куда?! — Дакер поймал его за шиворот, легонько встряхнул. — Заведи себе девушку и целуй сколько хочешь…
Они сидели на кухне Дакера за накрытым расторопной Аннушкой столом. Лемонтий отключился после первой же рюмки и сейчас дрых на диване в гостиной в обнимку с котом. Данила и Дакер еще держались.
— И вы на полном серьезе думали, что это я? — уже в который раз спросил Дакер.
— Сам виноват. — Данила с легкой тоской посмотрел на почти пустую бутылку. — Мог же сразу правду сказать.
— Объяснял ведь уже — стеснялся я. Ты же видел Анюту мою. Она ж простая совсем, обыкновенная. — Дакер счастливо улыбнулся. — У нее даже ни одной татуировки нет. А вы все такие продвинутые, а я весь из себя такой неформальный. Мезальянс…
— Тогда и у нас с Селеной мезальянс. Она вся такая красивая, умная, а я — инвалид. Даже постоять за нее не могу. — Данила разлил по рюмкам остатки водки. — Вот где мезальянс…
— Перестань, Оборотень, от такого никто не застрахован. Вон Анюта моя тоже одна по вечерам шастает. Но я теперь за ней присматриваю, с работы встречаю. Лемонтию хорошо, ему не за кого бояться…
* * *
Селена не хотела верить до последнего, списывала происходящее на последствия стресса, на переохлаждение.
Это неправда.
Она не может быть беременна.
Только не теперь… Только не от этой мрази!
Ее тошнило дни напролет. Привычные запахи вызывали отвращение. А еще каждую ночь ей снилась луна. Большая, в полнеба… Луна звала, заманивала в мерцающие сети, и сопротивляться этому зову с каждым разом становилось все труднее. Это было похоже на пружину, которая скручивается, скручивается… Как спиральный лабиринт на ее животе…
Лабиринт до сих пор кровоточил. Две недели прошло, а рана не заживала.
Может, это все из-за беременности?
Нет никакой беременности! Нет и не может быть…
Четыре положительных теста? Ерунда! Тесты не дают стопроцентной гарантии. Это все из-за стресса…
Тревогу забила Элеонора, приехала к Селене, когда Данилы не было дома, и спросила в лоб, не беременна ли она. Нет, даже не спросила, а сказала с уверенностью и болью в голосе. Элеонора всегда знала все ее тайны. Ясновидящая…
— Беременна. — Признаваясь тете, Селена признавалась в случившемся и самой себе, смирялась с этой страшной мыслью. — Но скоро я с этим разберусь.
— Как ты собираешься с этим разбираться? — Элеонора достала сигареты, потянулась было за зажигалкой, но в последний момент передумала.
— Радикально.
— Селена…
— Что — Селена?! — Она сорвалась на крик. — У тебя есть другое предложение?
Элеонора молчала очень долго, а потом сказала:
— Когда такое случилось с моей сестрой, было поздно делать аборт. Тогда я страшно переживала из-за этой беременности. А потом родилась ты, наша Лунная девочка, и я поняла, как ошибалась.
— Я родилась, а моя мама покончила с собой!
— Ты другая. Ты намного сильнее.
— Не сильнее! Я уже ненавижу то, что во мне. Это мучает меня, отравляет…
— Это твой ребенок!
— Это не мой ребенок! Это ребенок того выродка! — Селена до крови закусила губу. — Я его не хочу. Не отговаривай меня, я уже все решила.
— А Данила знает? — тихо спросила Элеонора.
— О чем? — Селена вытерла мокрое от слез лицо кухонным полотенцем. — О том, что я беременна? О том, что собираюсь избавиться от ребенка? Нет, он ничего не знает. Ему и не нужно этого знать. Это только моя проблема.
— Он твой мужчина, и он имеет право знать, — твердо сказала Элеонора. — Такие решения должны приниматься обоими. Подумай, что, если отец твоего ребенка Данила? Что, если ты уже была беременна, когда это случилось? Ты думала об этом, Селена?
— Думала. Я целыми днями только об этом и думаю.
— И что?
— Шансы невелики.
— Шансы пятьдесят на пятьдесят.
— Не важно, я не могу рисковать.
— Чем? Чем ты не можешь рисковать? Ради любви мужчины ты готова принести в жертву своего ребенка? Делай аборт, Селена. Из тебя не получится хорошей матери…
Впервые в жизни они поссорились. Элеонора уехала, не прощаясь. Селена осталась одна со своими проблемами и со своим… с этим ребенком. Она не стала ничего решать, отложила на «потом». Время терпит…
Время шло, перетекало из марта в апрель, стучало в окна капелью, пело птичьими голосами. Ждало…
Селена решила оставить ребенка. Вот просто однажды утром проснулась и поняла, что не сможет сделать аборт. Элеонора была не права, она станет хорошей матерью. Даже если ради этого придется расстаться с Данилой…
Думать так было больно, но Селена заставляла себя думать, приучала себя к мысли, что Данила уйдет, готовилась рассказать ему правду.
Данила ее опередил. Оказалось, он уже все знает.
— Элеонора. — Она не спрашивала, она утверждала, но ответ был ей важен как никогда.
— Элеонора приезжала ко мне в студию и все рассказала. — Данила сжал ее запястье, ласково, но крепко, так, что не вырваться. Она и не хотела вырываться. Он сам ее отпустит, когда узнает о ее решении.
— Данила… Данила, выслушай меня. — Он был красив, ее Оборотень. Даже сейчас, осунувшийся и за несколько недель повзрослевший на несколько лет, он был очень красив. Сердце предательски дрогнуло, заныло… — Данила, я хочу оставить этого ребенка.
— Я тоже. — Он смотрел ей прямо в глаза, внимательно и тревожно, точно пытался понять про нее что-то очень важное. Про нее или про самого себя…
