– Наверху.
Он не стал просить разрешения подняться туда. Наверху был отдел антропометрии. Всех задержанных выстраивали в ряд, как в школе. Раздевшись, они становились друг другу в затылок. Их осматривали, записывая особые приметы, после чего, разрешив им одеться, их фотографировали, измеряли, снимали отпечатки пальцев.
Неужто Дедэ, стоя в хвосте вместе с бродягами и карманниками, продолжал хорохориться?
Позднее, когда Мегрэ стал работать в группе шефа, он получил право ходить по всему зданию.
– Вы уверены, что комиссар все еще занят? Прошло уже более получаса с тех пор, как он пришел сюда. Ему показалось, что все трое обменялись насмешливыми взглядами.
– Надо дождаться, пока он позвонит.
– Но он ведь не знает, что я его жду. А у меня важное поручение. Надо предупредить его.
– Вы, кажется, из квартала Сен-Жорж?
И один из полицейских, тот, который писал, посмотрел на документ, лежавший на его столе:
– Жюль Мегрэ?
– Да.
– Придется обождать, старина. Ничем не могу вам помочь.
Из кабинета комиссара не доносилось ни звука. Прошло уже более часа, когда наконец появился комиссар, но вовсе не из кабинета, а с улицы.
– Вы секретарь Ле Брэ?
Наконец-то им займутся. Довольно ему сидеть на скамейке, как просителю!
– Вы были, кажется, ранены?
– Пустяки. Я хотел бы…
– Знаю. Вы хотите допросить некоего Дедэ. Мне кажется, он уже спустился… Жерар, проверьте. Если он там, приведите его ко мне в кабинет. – И к Мегрэ:
– Входите, пожалуйста. Я предоставлю в ваше распоряжение мой кабинет.
– Мне нужно также допросить женщину.
– Хорошо. Скажете бригадиру.
Разве в этом было что-то необычное? Мегрэ представлял себе все несколько иначе, но пока он еще был совершенно спокоен.
Просто он не знал еще здешних порядков, и потому все это производило на него такое впечатление.
Полицейский ввел Дедэ и вышел; комиссар последовал за ним, прикрыв за собой дверь.
– Ну, Жюль?
Владелец гаража с улицы Акаций был в том же клетчатом костюме.
С него только сняли, согласно существующим правилам, галстук и отобрали шнурки от ботинок, что придавало ему неряшливый вид. Мегрэ нерешительно уселся за стол комиссара.
– Я рад, что вас не слишком изувечили, – сказал Дедэ. – Можете проверить у этих приятелей: первое, о чем я спросил, когда меня сюда доставили, что с вами.
– Так вы знали, кто я?
– Еще бы!
– А я, – сказал Мегрэ просто, – я знал, что вы это знаете.
– Вы что же, не понимали, что вам морду набьют? А если бы с вами разделались по-настоящему?
– Садись.
– Ладно. Не возражаю, чтобы вы обращались ко мне на «ты».
Мегрэ знал, что здесь принято именно такое обращение с подследственными, но еще не привык к этому.
– Мне еще многое известно, и я полагаю, что мы с тобой сумеем договориться.
– Сомневаюсь, – сказал Дедэ.
– Граф погиб.
– Вы думаете?
– В ночь с пятнадцатого на шестнадцатое ты возил графа в своем «дион-бутоне» на улицу Шапталь и дожидался его, не выключая мотора.
– Не припоминаю.
– В одной из комнат открылось окно, женщина закричала, и раздался выстрел. Тогда ты уехал в сторону улицы Фонтен. Объехал вокруг квартала. Довольно долго стоял на улице Виктор-Массэ, затем еще раз проехал по улице Шапталь, чтобы узнать, не вышел ли Боб.
Дедэ смотрел на него, безмятежно улыбаясь.
– Продолжайте, – сказал он. – Нет ли у вас сигаретки? Эти свиньи отобрали у меня все, что было в карманах.
– Я курю только трубку. Ты знал, зачем граф явился в тот дом.
– Говорите, говорите.
– Ты понял, что случилось недоброе. Назавтра в газетах ты ничего не нашел. Граф не возвращался. На следующий день тоже.
– Очень интересно.
– Ты снова пришел на улицу Шапталь – ничего нового. Затем, догадавшись, что произошло, ты отправился к Ришару Жандро. Не домой, конечно, а в контору.
– Что же я сказал этому субчику?
– Что за приличную сумму, ну, скажем, за пятьдесят тысяч франков, ты согласен молчать. Ведь зная, зачем Боб ходил на улицу Шапталь, ты знаешь, почему его убили.
– Все?
– Да, все.
– Что вы мне предлагаете?
– Ничего. Говорить.
– Что вы хотели бы, чтобы я сказал?
– Граф был знаком с Жандро. Он неоднократно бывал в гостях у молодой девушки. Он был ее любовником?
– Вы его когда-нибудь видели?
– Нет.
– Если бы вы его видели, вы бы не задавали таких вопросов. Конечно, был.
– Скажи, они хотели пожениться?
– Знаете, вы мне нравитесь. Я как раз говорил об этом Люсиль: «Жаль, что он полицейский!» Что за мысль пришла вам в голову – стать лягавым. Это при вашем-то сложении и при том, что вы не бездельник!
– Ты предпочитаешь тюрьму?
– Чему?
– Если ты будешь говорить, возможно, тебе и простят шантаж Ришара Жандро.
– Вы думаете, он будет жаловаться?
– Простят и попытку убийства, жертвой которой я стал.
– Послушай, Жюль. Шансы у нас с тобой неравные. Утри слюни, не лезь из шкуры вон – у меня от этого просто в животе заурчало. Ты славный парень. Может случиться, что мы еще встретимся и разопьем вместе бутылочку. Но здесь – мы не на равных. Наивная ты душа. Тебя обведут вокруг пальца – и глазом не моргнешь.
– Кто?
– Какая разница! Хочу тебе только сказать одно: Боб был шикарный тип. У него были свои взгляды на жизнь. Он не мог без отвращения смотреть на некоторые хари. Но он не способен был на подлость. Вбей себе это в башку.
– Он умер.
– Возможно. Я ничего не знаю. А если я кое-что и знаю, так это никого не касается. А теперь по-товарищески скажу тебе: брось! Понял? Брось, Жюль! Мне нечего больше сказать. Все эти фокусы – не для тебя. Допустим, что это выше нашего понимания – и твоего и моего. Я ничего не знаю, ничего не видел, ничего не слышал. Пятьдесят тысяч франков? Сколько понадобится, я буду повторять, что выиграл их на бегах. А что касается того, что мне отсюда не выбраться, – посмотрим.
Говоря это, он как-то странно улыбнулся.
