Он не хотел выкупа. Он не желал хоть чем-нибудь быть обязанным комиссару Ле Брэ.
– Дождусь своей очереди, – наконец проговорил он. Назавтра же его вызвали на Набережную Орфевр.
– Все еще сердитесь, мой мальчик? – спросил его главный, кладя руку ему на плечо.
Он не сумел удержаться и почти с вызовом, как мальчишка, бросил:
– Это Лиз Жандро убила Боба.
– По всей видимости.
– Вы в это верите?
– Я подозреваю. Ради ее брата Луи не пошел бы на такой риск.
Окна кабинета выходили прямо на Сену. Буксиры тащили за собой целую вереницу барж и сигналили, прежде чем пройти под мостом. Трамваи, автобусы, извозчики, такси безостановочно катили по мосту Сен-Мишель, а на тротуарах пестрели женщины в ярких платьях.
– Присаживайтесь, старина.
Урок, преподанный ему в этот день отцовским тоном, нельзя найти ни в одном из учебников по научной криминалистике.
– Вы поняли? Наша задача – приносить как можно меньше ущерба. Чему бы это разоблачение могло послужить?
– Правде.
– Какой правде?.. – И высокое начальство заключило:
– Можете закурить трубку. С понедельника вы приступите к работе – инспектором в группе комиссара Бародэ.
Мегрэ не подозревал, что в один прекрасный день, спустя двадцать лет, он снова встретится с Лиз, которая будет носить аристократическую итальянскую фамилию мужа. И что она примет его в той же неизменной конторе Бальтазаров, о которой он знал со слов некоего Дедэ, и что он, наконец, увидит портрет старика, висящий на том же месте.
«Господин комиссар…»
Это он, Мегрэ, комиссар.
«Считаю лишним просить вас о сохранении тайны…»
Сюртэ в это время уже переименовали в Сыскную полицию.
И речь пойдет о том, что на административном языке называется «следствие в семейных интересах».
«К сожалению, у моей дочери характер отца…»
Что касается ее самой, то она была спокойна и холодна, как старый Бальтазар, портрет которого, во весь рост, висел на стене за креслом.
«Она дала себя увлечь одному бессовестному человеку, который увез ее в Англию, где добился разрешения на брак. Необходимо любой ценой…»
Да, тогда он не знал, что ему доведется еще раз держать честь семьи Бальтазар в своих руках… Ему было двадцать шесть лет, и ему не терпелось сообщить жене новость: «Я поступаю в опергруппу шефа».
Но ему не удалось тотчас же осуществить свое желание. На улице его ждал Жюстен Минар.
– Плохие новости?
– Хорошие. Меня засватали.
Флейтист разволновался, он был даже более взволнован, чем сам Мегрэ.
– Вы покидаете комиссариат?
– С завтрашнего дня.
– Выпьем?
И они отправились в пивную «Дофин», в двух шагах от Набережной Орфевр. Инспекторы из Сыскной, сидевшие здесь, не знали этих двух мужчин, которые то и дело чокались и казались необыкновенно счастливыми. Спустя несколько дней они познакомятся – во всяком случае с одним из них. Мегрэ станет их коллегой. Он будет заходить сюда как к себе домой, гарсон будет называть его по имени и знать, что ему подать.
Домой он вернулся на взводе. Десять раз они провожали друг друга, флейтист и он, от одного угла улицы до другого.
– Твоя жена… – возражал Мегрэ.
– Неважно. Какое это имеет значение?
– Сегодня тебе не надо дудеть в свою дуделку?
– В какую дуделку?
Поднимаясь по лестнице, он здорово шумел. Открыв дверь, серьезно заявил:
– Приветствуй нового инспектора из группы шефа!
– Где твоя шляпа?
Проведя рукой по голове, он убедился, что позабыл где-то шляпу.
– Таковы все женщины! И заметь, заметь, прошу тебя, потому что это весьма важно… весьма важно, ты слышишь?.. Вовсе не благодаря комиссару… Они уже давно ко мне присматривались, а я и понятия не имел Знаешь, кто мне об этом сказал?.. Сам шеф… Он мне сказал… Я не могу повторить все, что он мне сказал, но он просто, как отец… Отец, понимаешь ты…
Тогда она принесла ему комнатные туфли и приготовила крепкий кофе.
