«Вперед! Вперед!.»
Долг солдата и спортивный азарт подхлестывают друг друга, придавая особую напряженность скачке, которая с ходу приняла бешеный характер.
«Вперед!.. Вперед! Охота за человеком!
Взвод улан то смыкался, то растягивался, в зависимости от темперамента всадников и горячности их коней.
Впереди молодой уланский лейтенант на великолепном, породистом скакуне. С каждым его скачком офицер все больше удалялся от взвода и приближался к беглецам, которые опередили погоню не более чем на шестьсот метров.
Бедные мальчики мчались во весь опор на пони, неказистых с виду, но смелых и умных животных, честно исполнявших свой долг.
Вот оба отряда вступили в полосу высоких трав. Здесь пони приобрели некоторые преимущества: они перешли на своеобразный аллюр, при котором их передние ноги идут рысью, а задние галопом, что дает им возможность, почти не снижая скорости и не путаясь, пробираться среди высоких трав. На голой равнине их настигли бы за каких-нибудь десять минут, в прериях же удавалось сохранять расстояние, отделявшее их от преследователей.
Только уланский лейтенант да еще трое всадников постепенно нагоняли беглецов.
Пони молодого француза, которого англичане прозвали капитаном Сорви-голова, не обнаруживал еще ни малейших признаков усталости. Но удила пони, на котором скакали Фанфан и юный Поль, уже были покрыты обильной пеной; он явно начал уставать. — Фанфан! — крикнул Сорви-голова. — Ты не на деревянном коньке карусели, а в седле! Отдай поводья, положись на коня.
— Ладно, хозяин! — ответил Фанфан. — Придется тебе, Коко, думать за нас обоих, — ласково потрепал он по шее пони. — Впрочем, это не так уж трудно для тебя.
Сорви-голова между тем обернулся. Обеспокоенный приближением англичан, он отстегнул мушкетон.
— Внимание!.. — вполголоса обратился он к своим спутникам.
Затем раздался его свист, услышав который оба пони мгновенно остановились и замерли на месте.
Проворно соскочив с пони, Сорви-голова пристроил на седле ствол своего мушкетона и, наведя его на уланского офицера, осторожно спустил курок. Раздался сухой выстрел. Несколько мгновений Сорви-голова стоял не шелохнувшись, с широко раскрытыми глазами, словно желая проследить полет пули. Офицер, сраженный на всем скаку, выпустил поводья и, взмахнув руками, опрокинулся на круп коня. Лошадь шарахнулась в сторону, офицер, мертвый или тяжело раненный, свалился наземь, а обезумевший от испуга конь, подстегиваемый бьющимися о бока стременами, понесся куда глаза глядят.
— Благодарю вас, Сорви-голова! Может быть, это один из тех, кто убил моего отца! — воскликнул Поль Поттер.
Послышался второй выстрел.
То Фанфан, увидев, что Сорви-голова стреляет, решил последовать его примеру, без малейшего, впрочем, успеха.
— Эх! Чистый проигрыш, — проворчал раздосадованный мальчик.
Три кавалериста, скакавшие за лейтенантом, остановились, чтобы оказать ему помощь. Образовалась маленькая группа.
Бах!..
Фью-ю-ю-ю-ю… — запела, разрывая воздух, пуля.
То снова выстрелил Сорви-голова.
В группе англичан поднялась на дыбы лошадь и, пройдя на задних ногах, подобно геральдическим коням, несколько шагов, грохнулась, подмяв под себя всадника.
— И второй! — с дикой радостью завопил маленький бур.
Бах!.. Это опять так же азартно выстрелил Фанфан — и опять так же успешно промахнулся.
— Ты cтреляешь, как сапожник, Фанфан! — крикнул взбешенный Сорви-голова.
— Передай свое ружье Полю.
— Давай, давай! — обрадовался сын казненного. — Посмотришь, как я стреляю С аккуратностью старого солдата мальчик щелкнул затвором, вложил патрон в казенную часть, спокойно навёл ружье на одного из двух оставшихся в живых улан маленького английского авангарда и выстрелил в тот самый миг, когда уланы возобновили преследование.
— Ух, здорово! — воскликнул Фанфан, радуясь успеху маленького бура, снявшего всадника с коня.
— Ну, Поль! Четвертый — на нас двоих! — крикнул Сорви-голова — Тебе — человек, мне — конь. И два выстрела слились в один. Всадник и конь, пораженные на полном скаку двумя не знавшими промаха стрелками, упали и скрылись в траве.
— Да, ты будешь отомщен, и хорошо отомщен, бедный мой отец! — воскликнул побледневший от гнева мальчик.
Эта страшная расправа, такая долгая в рассказе, совершилась в каких-нибудь полминуты.
Пора было, однако, удирать. Все кавалеристы примчались к месту, где погибли их товарищи. Отряд перестроился.
Уже садясь на пони, Сорви-голова заметил, что все англичане, у которых было огнестрельное оружие, целятся в них.
Он едва успел пронзительно свистнуть и крикнуть:
— Ложись!
Прекрасно выдрессированные животные, услышав знакомый сигнал, распластались на земле одновременно со своими хозяевами.
Над беглецами просвистел град пуль.
Фанфан болезненно вскрикнул.
— Только без глупостей! — воскликнул Сорви-голова, но голос его звучал тревожно.
— Угостили… — ответил Фанфан. — Нечего сказать, угостили!
— Гром и молния!.. Бедный Фанфан! — воскликнул Сорви-голова. — Покажи!
— В левую ходулю угодили, — пытался отшутиться Фанфан. — Погоди… Поломки, кажется, нет — только голень продырявили, и все. Кровоточит, правда, но ничего, не очень больно. Обмотаю ее платком и стану таким же петухом, как и раньше.
— Дай перевяжу.
— Не стоит. Потом как-нибудь… Сейчас дела куда поважнее. Становится жарко.
Действительно, становилось жарко.
Англичане, взбешенные сопротивлением и не ожидавшие встретить таких опасных противников в каких-то мальчишках, которых они думали взять голыми руками, переменили тактику и приступили к новому маневру.
Их двадцать четыре человека. Семеро поскакали направо, семеро — налево, описывая полукруг, чтобы отрезать отступление беглецам. Десять остальных, оставшись на месте, рассредоточились и стали поддерживать огонь в том направлении, где прижались к земле юные партизаны.
— Теперь уж не до смеха, — сказал Сорви-голова. Приподняв голову, он осматривал местность. — Они хотят взять нас в клещи обходным движением. Но посмотрим!.. Придется отступать. Ты сможешь, Фанфан?
— Каждый может все, чего захочет, хозяин. Будь покоен! Уж я-то не повисну колодой на ваших ногах.
— Нам грозит смертельная опасность, — предупредил Сорви-голова.
— Вся наша жизнь смертельная опасность, — ответил молодой парижанин. — Не разбив яиц, и яичницы не приготовишь. Если бы я дрожал за свою шкуру, я остался бы у себя на родине, на улице Гренета.
[8]
Пока Фанфан философствовал, Сорви-голова не терял даром времени Он установил по компасу, что в полулье направо от них находится хорошо знакомый большой лес, затем связал узлом стремена пони, предварительно перекинув их на седла. Все это он проделал так, чтобы англичане ничего не заметили. А те продолжали лениво постреливать, решив, по-видимому, не предпринимать более энергичных действий, пока их товарищи не завершат окружения. Сорви-голова между тем перекинул через плечо свой мушкетон и, приказав товарищам следовать за ним, с удивительной быстротой пополз среди высоких трав.
