Когда она вернулась, они снова переглянулись: на ней была траурная одежда, пахло одеколоном.
— Надо погасить свет и выключить счетчик. Месье могут подождать меня во дворе.
Садясь в автомобильчик, она на секунду застряла в дверях, словно сомневаясь, достаточно ли здесь места. Из соседнего дома кто-то следил за ними.
— Моя сестра живет через две улицы отсюда. Пусть шофер повернет вправо, а потом влево.
Можно было подумать, что это дома-близнецы, так они были похожи друг на друга. Отличались только цветом стекол над входной дверью.
— Сейчас вернусь.
Ее ждали около четверти часа. Вернулась мадам Туре вдвоем с женщиной, удивительно на нее похожей и тоже в траурном одеянии.
— Моя сестра поедет с нами. Ко мне пойдет шурин.
У него выходной день. Он служит ревизором на железной дороге.
Мегрэ сел рядом с водителем. Обе женщины уселись позади, оставив немного места для инспектора Сантони.
Иногда было слышно, как они переговаривались.
Когда прибыли в Институт у моста Аустерлиц, тело Луи Туре, так приказал Мегрэ, уже лежало на плите.
Мегрэ открыл лицо покойника, приблизился к обеим женщинам, которых при ярком свете увидел теперь впервые. В темноте на улице он принял их за близнецов.
Сейчас было видно, что сестра мадам Туре моложе на три, а то и четыре года.
— Вы его узнаете?
У мадам Туре в руках платочек, но она не плачет.
Сестра держит ее под руку, словно придавая ей сил.
— Да, это Луи. Мой бедный Луи… Сегодня, прощаясь утром со мной, он не думал… — И вдруг спросила: — Можно ему закрыть глаза?
— Теперь мадам может это сделать.
Она посмотрела на сестру: обе словно испытывали друг друга — кто из них отважится. И сделала это жена, с особой торжественностью, прошептав:
— Бедняжка Луи… — Тут она заметила башмаки, торчащие из-под простыни, и насупила брови. — Что это такое?
Мегрэ не сразу сообразил.
— Кто ему надел эти башмаки?
— Они и были у него на ногах, когда его обнаружили.
— Это невозможно. Луи никогда не носил желтых башмаков, примерно с двадцати шести лет, с тех пор, как стал моим мужем. Он знал, что я не позволила бы ему. Видишь, Жанна?
Жанна утвердительно кивнула.
— Прошу вас убедиться, вся ли одежда принадлежит ему. Что касается личного, то нет никакого сомнения, правда же?
— Ни единого. Но башмаки не его. Он чистит их почти каждый день. Разве я не знаю? Сегодня утром надел черные, с двойной подметкой; он все время ходил в них на работу.
Мегрэ снял простыню.
— Это его пальто?
— Да.
— А костюм?
— Да, но галстук — не его. Никогда бы он не надел такого кричащего галстука. Этот почти красный! Ужас!..
— Ваш муж вел правильный образ жизни?
— А как же! Моя сестра может подтвердить. Утром он садился на углу в автобус, который точно в восемь семнадцать привозил его на станцию в Жюви. Он всегда ездил с нашим соседом, месье Бодуэном из управления налогов. На Лионском вокзале спускался в метро и выходил на остановке «Сен-Мартен».
Сотрудник института подал Мегрэ какой-то знак. Комиссар понял его и проводил обеих женщин к столу с разложенными на нем вещами пострадавшего.
— Надеюсь, мадам узнает это?
Там лежали серебряные часы с цепочкой, зажигалка, ключ и рядом с кошельком — два кусочка синего картона.
Мадам Туре сразу посмотрела на картонки.
— Билеты в кино, — удивленно сказала она.
— Кинотеатр новых фильмов на бульваре Бон-Нувель, — рассматривая билеты, подтвердил Мегрэ. — Судя по цифрам, их использовали сегодня.
— Это невозможно. Слышишь, Жанна?
— Мне это все кажется странным, — важно заметила сестра.
— Может быть, осмотрите кошелек?
Она послушалась и снова насупила брови:
— У Луи сегодня утром не было столько денег.
— Вы уверены?
— Да, я ежедневно проверяю у него в кошельке деньги. Он никогда не имел больше одной тысячефранковой и двух или трех стофранковых банкнотов.
— Может, он что-нибудь получил?
— До конца месяца еще далеко.
— А после работы у него всегда оставалась в кармане определенная сумма?
— Кроме тех денег, которые он потратил на метро и сигареты. На проезд в электричке он имел постоянный билет.
Она хотела положить кошелек в мешочек, но остановилась:
— Может, он вам еще нужен?
— Пока да.
— Никак не пойму, почему у Луи заменены башмаки и галстук. И вообще удивительно, что его в это время не было на работе.
Мегрэ больше ни о чем ее не спрашивал. Попросил подписать какие-то бумажки.
— Вы поедете домой?
— Когда мы сможем забрать тело?
— Видимо, через день или два.
— Вскрытие будет?
— Возможно, а впрочем, не обязательно.
Мадам Туре посмотрела на часы.
— У нас поезд через двадцать минут, — обратилась она к Мегрэ. — Не смогли бы вы подвезти нас до вокзала?
— Монику ждать не будешь? — удивилась сестра.
— Вернется одна.
Когда обе дамы прошли к Лионскому вокзалу, Сантони с усмешкой проговорил:
— Сильна! Ее муженек вряд ли мог как следует разгуляться.
— Куда уж…
— Что вы думаете о приключении с башмаками? Будь они новые, можно было бы допустить, что он купил их только сегодня.
— Не осмелился бы. Разве не слыхали, что она говорила?
— Да и купить яркий галстук он тоже не решился бы.
— Интересно, похожа ли дочь на мать?
Когда они вернулись в полицию, служащий сказал Мегрэ:
— Месье, вас спрашивала какая-то девушка. Кажется, она договорилась о встрече. Я послал ее наверх.
— Давно ждет?
— Минут двадцать.
Мгла перешла в мелкий дождик, и мокрые следы ног образовывали мраморные прожилки на всегда запыленных ступеньках. Большинство кабинетов пустовало. Только из-под некоторых дверей пробивался свет.
— Мне оставаться с вами? — спросил Сантони.
Мегрэ утвердительно кивнул: поскольку он начал следствие с Сантони, то и продолжать следует вместе.
Девушка сидела на диване в приемной. В глаза бросилась ее светло-синяя шляпка. Дежурный писарь встал:
