— Это к вам, шеф.
— Знаю. — Мегрэ повернулся к ней и спросил: — Мадемуазель Туре? Пройдемте, пожалуйста, в мой кабинет.
В кабинете Мегрэ пригласил девушку сесть. Он зажег лампу с зеленым абажуром, ее свет падал на кресло, стоявшее возле стола.
— Дядя сказал мне, что отец умер.
Мегрэ ответил не сразу. Мадемуазель Туре плакала.
Как и ее мать, она держала в руке платочек, свернутый клубочком, и мяла его. Мегрэ в детстве любил так мять кусок замазки.
— Я думала, что застану тут мать.
— Она уже уехала в Жюви.
— Как она это перенесла?
— Держалась мужественно.
Моника была красивой, совсем не похожей на мать, но унаследовала от нее тучность. Однако это не бросалось в глаза — сказывалась молодость. На ней был элегантно сшитый костюм, что немного удивило комиссара, поскольку она вряд ли могла сшить его сама, — видимо, купила в дорогом магазине.
Что случилось? — спросила наконец девушка, и на глазах у нее опять заблестели слезы.
— Ваш отец убит.
— Когда?
— Сегодня между половиной пятого и без четверти шесть.
— Как это могло случиться?
Почему-то Мегрэ показалось, что все сказанное ею звучит не совсем искренне. Мать еще можно было понять — у той такая натура. По мнению мадам Туре, умереть в глухом переулочке бульвара Сен-Мартен — большой позор. Она устроила свою жизнь, и не только свою, но и всей семьи, а эта смерть не вмещалась в установленные ею рамки, а тем более на покойном — о ужас! — были желтые башмаки и красный галстук.
Моника же казалась несколько другой — осторожной и словно побаивающейся каких-нибудь неожиданностей или коварных вопросов.
— Вы хорошо знали характер и привычки отца?
— Да… Но, наверно…
— Меня еще интересует, были ли вы дружны, делился ли отец с вами своими мыслями, душевными переживаниями?..
— Он был хорошим отцом…
— Он считал себя счастливым?
— Кажется.
— Вы встречали его в Париже?
— Не понимаю. Вы имеете в виду — на улице?
— И вы и он работали в Париже. Мне уже известно, что одним поездом вы не ездили.
— У нас разные часы работы.
— Могли бы встречаться во время обеденного перерыва.
— Иногда…
— Часто?
— Нет. Скорее редко.
— Вы бывали у него на работе?
Девушка заколебалась.
— Нет, — ответила она, — мы встречались в ресторане.
— Вы ему звонили?
— Не помню.
— Когда последний раз вы с ним обедали?
— Несколько месяцев назад. Перед отпуском.
— Где именно?
— В «Эльзасской кружке», ресторане на Севастопольском бульваре.
— Ваша мать знала об этом?
— Кажется, я ей говорила. Не помню.
— Отец был человеком веселого нрава?
— Мне думается, достаточно веселым.
— Не жаловался на здоровье?
— Никогда его не видела больным.
— Приятели у него были?
— В гости мы ходили прежде всего к теткам и дядям.
— У вас их много?
— Две тетки и два дяди.
— Все живут в Жюви?
— Да. Недалеко от нас. Дядя Альберт, муж тетки Жанны, и сообщил мне о смерти отца. Тетка Целина живет немного подальше.
— Они сестры матери?
— Да.
— Скажите, мадемуазель Моника, вы дружны с каким-нибудь молодым человеком?
Девушка немного смутилась:
— Сейчас не стоит говорить… Это некстати. Мне придется увидеть отца?
— Что мадемуазель хочет этим сказать?
— Дядя сказал, что я должна опознать труп.
— Это уже сделали мать с теткой. А впрочем, если мадемуазель пожелает…
— Нет. Я увижу его дома.
— Еще один вопрос. Случалось ли вам видеть в Париже отца в желтых башмаках?
Девушка ответила не сразу. Наверно, чтобы выиграть время, она переспросила:
— В желтых башмаках?
— Не совсем желтых, скорее, в светло-бежевых. Простите за выражение, в мою молодость такой цвет называли «детским поносом».
— Не помню.
— А красного галстука у отца не видели?
— Нет.
— Когда вы ходили в кино?
— Вчера после полудня.
— В Париже?
— В Жюви.
— Я больше вас не задерживаю. Кажется, скоро ваш поезд?
— Через тридцать пять минут.
Девушка взглянула на часы, поднялась и в нерешительности стояла у стола.
— До свидания, — проговорила она наконец.
— До свидания. Благодарю вас, мадемуазель.
Мегрэ проводил ее до порога и закрыл за ней дверь.
Глава 2
Девушка с большим носом
Мегрэ вышел из дому в половине девятого и не спеша за четверть часа добрался к тому месту, где улица Бонди достигает бульваров, — образуя на перекрестке небольшую площадь перед театром «Ренессанс». Там, по словам мадам Туре, в фирме «Каплан и Зенен», работал Луи Туре.
Дом был очень стар. Консьержка в это время раскладывала почту.
— Фирма «Каплан и Зенен»? — спросил ее комиссар.
— В следующем месяце будет ровно три года, как она перестала существовать.
— А вы в ней работали?
— В декабре исполнится двадцать шесть лет, как я тут живу.
— Вы знали Луи Туре?
— А как же!
— Я из полиции, — пояснил Мегрэ. — Мне необходимо узнать все, что касается Туре.
— Мы все называли его месье Луи. Большинство не знало фамилии. Три года назад дом намеревались снести, а на его месте построить кинотеатр. Тогда же жители получили предупреждение, а я сама приготовилась уехать к дочери в Ниевр. Месье Каплан закрыл фирму.
Они вышли во двор, где чуть поодаль возвышался просторный, похожий на вокзальный зал, дом со стеклянной крышей. На стенах еще оставалось несколько букв от названия фирмы.
— Каждый раз, когда месье Луи заглядывал ко мне…
— Он часто бывал?
— Наверное, каждые два или три месяца, всегда с лакомством в кармане… Однако каждый раз чувствовалось, что ему очень тоскливо.
