— Он служил кладовщиком?
— Да. Постоянно ходил в серой блузе. Посмотрите, там в угловой комнате была конторка молодого месье Каштана. А чуть левее сидела машинистка Леония. В клетушке на втором этаже работал старый бухгалтер. Однажды утром месье Макс Каплан созвал весь персонал и сказал, что ликвидирует фирму…
— Вы знали мадам Туре?
— Никогда ее не видела. Она жила за городом, в Жюви…
— И теперь там живет.
— А вы уже с ней виделись? Что она собой представляет?
При этом вопросе Мегрэ кисло улыбнулся. Она поняла его.
— Я тоже так думала. Можно было догадываться, что он несчастен в семейной жизни.
— Женщины его интересовали?
— Никогда!
— Вы, надеюсь, знаете, где сейчас эта Леония? И чем она занимается?
— Да. У меня есть ее адрес, живет с матерью. Теперь она уже не работает на машинке. Открыла лавочку на улице Клиньянкур, на Монмартре. Торгует комплектами и всякой мелочью для новорожденных.
— Благодарю вас, мадам. Я еще буду у вас, обязательно загляну.
Мегрэ зашел в небольшой бар и позвонил в полицию.
— Кто у телефона?
— Жанвье, шеф.
— Что нового?
— Люди разъехались, как вы приказали.
Это значило, что все пять инспекторов, поделив на участки Париж, побывали во всех железо-скобяных магазинах. Сантони же поручено на всякий случай собрать материал о Монике Туре. Поэтому он должен быть на улице Риволи и вертеться возле конторы «Жебер и Башелье — спорные дела».
— Можете прислать мне машину?
— Где вы сейчас находитесь?
— На улице Бонди. Я буду ждать около театра.
— Это все?
— Дай снимок в газету. Пускай пишут как о банальном деле.
— Ладно.
Зайдя в лавку Леонии, Мегрэ чуть не остолбенел. Вид вышедшей к нему из задней комнаты женщины совсем не отвечал созданному в его представлении образу машинистки Каплана. У нее был большой мясистый нос, который можно увидеть у старых сонливых львов в зверинце. Лицо и руки бесцветны и болезненны.
Огромная печка в соседней комнате дышала ровным жаром. Всюду, на прилавках и полках, лежали тонкие полотна, чепчики и платьица. В кресле сидела старуха с котом на коленях. Сколько лет Леонии, определить было трудно. Очевидно, перевалило на шестой десяток.
Матери было не менее семидесяти пяти. Она смотрела на комиссара маленькими птичьими глазами. Большой нос Леония унаследовала не от нее, а от отца, увеличенная фотография которого висела на стене.
— Я Мегрэ, комиссар уголовной полиции. Вчера убили вашего прежнего коллегу Луи Туре…
Из всех женщин известие о смерти Луи поразило ее больше других. Однако Леония не заплакала, не полезла за носовым платком и не стала кусать губы. Она просто окаменела, застыла на мгновение. Можно было поклясться, что сердце ее перестало биться.
— Чтобы установить убийцу, я должен собрать по возможности больше сведений о Луи…
Она молча закивала.
— Думаю, вы знали его хорошо…
Лицо ее прояснилось.
— Как это случилось? — спросила она.
Женщина была безобразной, видимо, с самого детства и, безусловно, всегда об этом хорошо помнила. Она оглянулась на мать и прошептала:
— Можете говорить при ней. Она совсем глуха. Ее утешает лишь присутствие людей.
Мегрэ не решился сказать, что ему душно в этой комнате.
— Я сейчас с улицы Бонди от консьержки.
— Ваше сообщение ее, наверно, напугало.
— Да. Она его очень любила.
— Все его любили.
Тут Леония слегка покраснела.
— Вы с ним часто виделись, не правда ли?
— Он приходил к нам всего несколько раз, поэтому не могу сказать, что часто.
— Известно ли вам, чем он занимался в последнее время?
— Я его об этом никогда не спрашивала. Казалось, ему живется хорошо. Я полагаю, что у него есть какое-то свое собственное дело, ибо он никогда не торопился на службу.
— Не рассказывал о людях, с которыми знался?
— Мы если и говорили, то прежде всего об улице Бонди, о фирме «Каштан», о месье Максе и его имуществе. — Она остановилась. — Полагаю, месье виделся с его женой?
— Да. Вчера вечером.
— Что она сказала?
— Она не понимает, как случилось, что муж в минуту смерти оказался в желтых башмаках.
— Он часто носил их.
— Еще тогда, когда работал на улице Бонди?
— Намного позднее.
— Как это понимать?
— Ну, может, спустя год.
— Вас не удивили его желтые башмаки?
— Удивили.
— Что вы тогда подумали?
— Что он изменился.
— И действительно изменился?
— Он уже был словно не тот. Что-то вклинилось в его жизнь.
— Жена?
Это было жестоко, однако он должен был так спросить.
— Может.
— Он доверял вам?
— Нет.
— Никогда не пытался ухаживать за вами?
— Никогда, — ответила она торопливо. — Клянусь. Я уверена, что даже и мысли такой у него не было!
Кот оставил старуху и прыгнул на колени Мегрэ.
— Представляю, какой это был жестокий удар для всех вас, когда месье Каплан объявил, что закрывает фирму.
— Да.
— Особенно для Луи Туре?
— Месье Луи больше всех был привязан к фирме.
Приспособился. Он ведь начал работать в конторе с четырнадцати лет.
— Откуда он родом?
— Из Бельвиля. Он рассказывал, что его мать осталась вдовой и однажды привезла его к старому месье Каштану. Тогда он еще в коротких штанишках бегал.
— Мать умерла?
— О, уже давно.
— Думаю, ему тяжело было найти работу.
— Кто вам об этом сказал?
— Я так понял из разговора с консьержкой.
— Найти работу всегда тяжело, если человеку уже за сорок, да еще когда нет никакой специальности.
— Он бывал у вас в то время?
— Да.
— Вы помогали ему?
— Зачем об этом говорить?
— Понимаете, пока не буду иметь полного представления, что делал месье Туре в последние годы, я не смогу найти убийцу.
— Да, да, — согласилась она. — Я расскажу все, но пускай это останется между нами. Прежде всего не надо говорить его жене. Она такая заносчивая…
