— Что-нибудь нашли?
— Четыре пустые гильзы. Калибр шесть тридцать пять.
Мелкий калибр. Дамский или любителький пистолет, из которого надо стрелять чуть ли не в упор…
— Газетчики уже были?
— Двое, но быстро смотались. Торопились дать материал для провинциальных выпусков.
Инспектор Фурке терпеливо ждал. Он приплясывал от холода.
— Шабю вышел из этого дома?
— Да, — проворчал Мегрэ.
— Сообщите что-нибудь для печати?
— Постараюсь по возможности избежать этого. Его личные документы и бумажник у вас?
Фурке вынул из кармана и передал Мегрэ бумаги убитого.
— Тут есть его адрес?
— Площадь Вогезов. Вы намерены предупредить жену?
— Конечно. Нехорошо, если она узнает обо всем из утренних газет.
На углу авеню Вилье виднелся вход в метро «Мальзерб», со стороны которого к ним торопливо подходил Лапуэнт.
— Благодарю за звонок, Фурке. Простите, что так долго держал вас на морозе. Ну и холодище сегодня.
Мегрэ втиснулся в маленькую, но теплую машину. Вернувшийся Лапуэнт сел за руль и вопросительно посмотрел на шефа.
— Площадь Вогезов.
Дорогой молчали. Снежная пыль запорошила решетку парка Монсо с ее позолоченными остриями. Проехав Елисейские поля, свернули на набережную и вскоре достигли дома Шабю.
Проходя мимо привратницкой, Мегрэ бросил:
— К госпоже Шабю.
Их ни о чем не спросили. Мегрэ с инспектором остановились на втором этаже у массивной дубовой двери, где красовалась медная дощечка с выгравированной надписью: «Оскар Шабю». Было еще только половина одиннадцатого. Комиссар позвонил. Немного погодя дверь отворилась, и молодая горничная в фартуке и батистовом чепчике вопросительно посмотрела на пришельцев. Это была хорошенькая брюнетка, черное шелковое платье выгодно подчеркивало ее формы.
— Госпожа Шабю дома?
— Как прикажете доложить?
— Комиссар Мегрэ из Уголовной полиции.
— Минутку.
Из комнат доносились не то звуки радио, не то телевизора. Какие-то голоса переговаривались между собой. Возможно, показывали спектакль. Вдруг все смолкло, и мгновение спустя появилась женщина лет под сорок в пеньюаре изумрудного цвета. Лицо ее выражало удивление и беспокойство. Красивая, грациозная, она приятно поражала изяществом движений.
— Прошу, господа.
Хозяйка провела их в просторную гостиную. У телевизора, который, видимо, только что выключили, стояло кресло.
— Садитесь, пожалуйста. Уж не случилось ли что-нибудь с мужем?
— К сожалению, сударыня.
— Он ранен?
— Увы, наша весть еще прискорбнее.
— Вы хотите сказать…
Мегрэ утвердительно кивнул головой.
— Бедный Оскар. — Она не заплакала, только понурила голову. — Он был один в машине?
— Речь идет не о дорожной катастрофе. В него кто-то стрелял.
— Женщина?
— Нет, мужчина.
— Бедный Оскар! — повторила госпожа Шабю. — Где это произошло? — И видя, что Мегрэ заколебался, сочла нужным добавить: — Не бойтесь, говорите прямо: я ведь знала все. Мы давно разлюбили друг друга. Не сохранилась даже супружеская близость. Для меня он оставался лишь добродушным малым. Я видела в Оскаре то, что он тщательно скрывал от других, — неуверенность в себе. А на людях он был заносчив, орал на них и с удовольствием грохал кулаком по столу.
— Вам известен дом на улице Фортюни?
— Да. Он возил туда всех своих любовниц. Я даже знакома с этой симпатичной госпожой Бланш: однажды мужу вздумалось показать мне это местечко. Я же говорю, мы оставались добрыми друзьями. С кем был он на этот раз?
— Со своей личной секретаршей.
— С Кузнечиком? Это он прозвал ее так. Так ее все и звали.
Лапуэнт во все глаза смотрел на госпожу Шабю, совершенно ошеломленный ее невозмутимостью.
— В него стреляли в самом доме?
— Нет, на тротуаре, в тот момент, когда он садился в машину.
— Преступник задержан?
— Успел убежать и скрыться в метро. Простите, сударыня, но раз уж вы в курсе любовных увлечений вашего мужа, не приходит ли. вам на память, кто мог особенно желать ему смерти?
— Да кто угодно, — обезоруживающе улыбнулась госпожа Шабю. — Любой из обманутых мужей, любая брошенная любовница. На свете есть еще ревнивцы.
— Он не получал угрожающих писем?
— Не думаю. Он был в интимных отношениях с женами некоторых наших приятелей, но я не вижу среди них ни одной, чей муж способен из ревности убить любовника. Не заблуждайтесь насчет Оскара. Он не был из породы пожирателей сердец. Скотом, несмотря на свою внешность, — тоже. Я, вероятно, удивлю вас, если скажу, что он был человек робкий и поэтому испытывал постоянную потребность в самоутверждении. И ничто его так не убеждало в своей полноценности, как сознание, что он может овладеть любой женщиной.
— И вы всегда были к нему так снисходительны?
— Первое время он все от меня скрывал. Потом я стала узнавать, что он спит то с одной, то с другой из моих подруг. Однажды я застала его врасплох с любовницей. Произошел долгий откровенный разговор, но мы остались друзьями. Теперь понимаете? Тем не менее смерть его большая потеря для меня. Мы так привыкли друг к другу. И мы любили друг друга.
— Он тоже не ревновал вас?
— Оскар предоставил мне полную свободу действий, но из мужского самолюбия старался не вникать в подробности моей личной жизни. Где находится тело?
— В институте судебной медицины. Я вынужден просить вас заехать туда утром, чтобы официально опознать убитого.
— Куда его ранило?
— В грудь и живот.
— Долго мучился?
— Смерть наступила почти мгновенно.
— Кузнечик была при этом?
— Нет. Господин Шабю вышел из дому первым.
— Значит, в ту минуту он был один?
— Да. У меня к вам еще просьба. Не составите ли вы к завтрашнему дню список своих приятельниц, которые могли состоять в интимной связи с вашим мужем?
— Вы убеждены, что стрелял мужчина?
— Так утверждает госпожа Бланш.
— Она не успела закрыть за Оскаром?
— Она подсматривала через дверной глазок. Благодарю вас, госпожа Шабю. Сожалею, что принес вам печальную весть. И простите, последний вопрос: живет ли в Париже кто-нибудь из родственников покойного?
— Да, его отец, старик Дезире. Ему семьдесят три года. Но он все еще не хочет оставить свое бистро на набережной Турнель. Оно называется «В маленьком Сансере». Дезире давно овдовел и живет с одной из официанток, женщиной лет пятидесяти. В машине Мегрэ спросил Лапуэнта:
