Алиса навещала его каждый день, приносила салаты из свеклы, печенку, гранаты и красную икру. В первые дни, когда ему было особенно нехорошо, она подолгу сидела с ним, молчала или читала вслух, а один раз даже покормила с ложки. Она никогда не утешала его, не говорила, как другие, что «надо жить», но от ее молчаливого присутствия ему становилось спокойнее, чем от казенных соболезнований.
Потом он поправился, и Алиса сразу отошла в тень. Они по-прежнему встречались на работе, просто сотрудники, он говорил ей «Алиса», она ему «Иван Сергеевич», иногда добавляя нейтральное: «Рада вас видеть». Иногда угощала чаем, редко-редко улыбалась, и ему было приятно видеть, как улыбка преображает это обычно хмурое некрасивое лицо.
Она была надежным человеком. Как-то к ним доставили очередного наркомана, счастливого обладателя палочки Коха, ВИЧ и всех вирусов гепатита — таких медики называют «полный кавалер». Добрые терапевты положили его в отделение с пневмонией, где «кавалер» немедленно запсиховал. Он по всем правилам осады разлил под дверью йогурт, чтобы нападающие падали, а дверь забаррикадировал кроватью и тумбочкой. К счастью, парень лежал в палате один, но в безумном состоянии он мог нанести вред и сам себе. Дожидаться приезда вневедомственной охраны было некогда, Иван лично вышиб дверь и, успокаивая наркомана, нечаянно сломал ему нос.
Алиса, прибежавшая на вызов вместе со Стасом Грабовским, все это видела. Стас посмеялся, что его друг возвращается к истокам медицины и осваивает древний метод наркоза «дозированный удар по голове», медики порадовались, что так быстро удалось обезвредить гражданина, и решили, что инцидент исчерпан. Но радовались они рано — на следующий день Анциферова вызвали к заведующему и потребовали отчета за сломанный нос. Он прикинулся дурачком. Грабовского на очную ставку вызывать не стали, справедливо рассудив, что тот будет покрывать друга, пригласили Алису. Иван думал, что она скажет, будто ничего не видела, но Алиса держалась стойко: доктор Анциферов больного не трогал, а когда они сломали дверь, нос был уже расквашен. Ни угрозы, ни логические построения не могли поколебать ее позицию: она помнит все до мельчайших подробностей и точно знает — Иван Сергеевич ни при чем.
Ивана растрогала такая твердость духа.
— Спасибо тебе, — сказал он тогда с чувством. — Если что, только скажи, я все для тебя сделаю!
«Как выясняется, не все», — вздохнул он теперь.
Но что-то мешало набрать номер Ильи Алексеевича и прямо сказать, что он отказывается. Сидеть на камне стало холодно, ноги затекли. Он поднялся.
— Что, Зоинька, пойду я? Подумаю еще.
Он закрыл калитку и облокотился на решетку, прощаясь. Закрыл глаза, как обычно, зная, что в голову сейчас придет хорошее, светлое воспоминание о Зое. Он не старался ничего вспоминать, счастливые моменты всплывали в памяти сами по себе, словно письма от Зои из той неведомой страны, где она сейчас находилась.
И вдруг…
…Отвезя жену в роддом, Стас Грабовский решил срочно сделать ремонт в будущей детской комнате. Не столько для красоты, сколько для того, чтобы хоть немного унять тревогу молодого мужа и отца. Нанять бригаду денег не было, поэтому Стас решил все делать сам и привлек Ивана в качестве рабсилы и консультанта. Внимательно просмотрев на диске несколько выпусков «Школы ремонта», приятели начали действовать. На второй день напряженного труда к ним присоединилась Алиса, которая, по слухам, умела клеить обои. Работали целый день без перерыва, ибо время поджимало — нельзя же приводить мать с младенцем в разоренное гнездо. От Стаса, напряженно ожидавшего известий из роддома, толку было мало, он мог выполнять только самую простую работу, и то, если она не разлучала его с телефоном дольше, чем на десять минут.
Закончили в десятом часу вечера, ополоснулись и дико захотели есть. У безалаберного Стаса обнаружились только картошка, сосиски и банка соленых огурцов. Алиса отварила картошку с сосисками, и ребята принялись ужинать. С голодухи Ване показалось, что никогда в жизни он не ел ничего вкуснее. Он смотрел, как Алиса, непривычная в джинсах и футболке, подкладывает им со Стасом картошку, тонкими ломтиками режет огурцы, как деловито ищет в шкафчиках чайную заварку, и вдруг его накрыло ощущение светлой, чистой радости… На минуту он забыл, что одинок и неприкаян. Забыл, что дом его любимой женщины навсегда опустел.
В мягком свете кухонной лампы ему было хорошо и спокойно. Потом он проводил Алису домой. Шли молча, он курил на ходу и старался не спугнуть это ощущение радостного умиротворения. В метро их немного помяли: несмотря на поздний час, народу было очень много. Алису прижимали к нему, она смущалась и даже покраснела, а Ваня довольно ухмылялся: ее смущение — это тоже было очень хорошо.
А наутро все вернулось: и скорбь, и горе, и житейские заботы. «Просто судьба дала мне маленькую передышку», — понял Иван и быстро забыл о том чудесном дне.
Забыл, чтобы вспомнить именно сейчас… Случайно ли?
Иван остановился возле метро. По дороге с кладбища он так и не принял решения. Было много аргументов «за», аргументов практических и даже корыстных, а «против» были инстинктивное нежелание мужчины связывать себя узами брака и столь же инстинктивное нежелание честного человека впутываться в сомнительную аферу.
«Нет, — категорично решил он, — никакой видимости. Если уж жениться на Алиске, то раз и навсегда. Или по-настоящему, или не жениться вообще. Только вот какое «или» выбрать?»
Он прошелся по оживленному пятачку, окруженному ларьками. Купил сигарет, в киоске сотовой связи вдумчиво изучил новые модели телефонов. Собственная нерешительность очень мучила его, по натуре он был человеком действия и обычно колебался не больше двух секунд. Или просто ему раньше не приходилось принимать столь важных решений? Все происходившее с ним раньше было естественным ходом жизни. Школа, армия, академия, служба на Севере — это был его долг, и он честно выполнял этот долг, не думая, что можно было бы устроиться и получше. Потом Зоя — он не сомневался в том, что эта женщина предназначена ему Богом.
А теперь он не знает, что делать, потому что не знает, чего хочет. «Если бы я хотел на ней жениться, меня бы ничто не остановило, — подумал Иван, отмахиваясь от продавца, который пытался всучить ему новый «Самсунг». — И точно так же, если бы не хотел! О, если бы я сильно не хотел, быстренько послал бы Илью Алексеевича подальше! А раз я не сильно не хочу, это получается, я хочу, что ли? Прекращай, Иван, у тебя по философии всегда был трояк!»
Он рассмеялся, напугав продавца, и вышел на улицу. «Вот что я сделаю: позвоню Грабовскому, он сейчас на работе, и спрошу, дежурит сегодня Алиса или нет. Если да, поеду сдаваться, а если она сидит дома, то я ни при чем».
1988 год
Заведующая вызвала Жанну к себе и предложила немедленно написать заявление об уходе.
— Как это? — опешила Жанна.
— Так это, моя дорогая. Я с самого начала была против, чтобы ты работала у нас. Слыханное ли дело, брать на кафедру старейшего вуза девицу без роду и племени! Но меня заставили: мол, красный диплом, безупречное поведение… И что?
