— Вера, единственное обещание, о котором ты должна помнить, — это обещание Герману! — торжественно заявила Жанна. — Остальное — мелкие детали. Позвонишь, скажешь, что плохо себя чувствуешь. Извинишься. Все.
— Они обидятся.
— Ну и что?
— Мама, в конце концов, я свободный человек!
— Свободный, никто не спорит. Пока свободный. Только вот какое дело, Верочка. Свобода, она ведь не «от чего», а «для чего». Хорошо, я скажу: иди, делай что хочешь. На что ты эту свою свободу употребишь? Может статься, ты быстро снова окажешься в рабстве, только уже не у меня, а у собственного прошлого. Таких Стасиков у тебя будет миллион, как только пожелаешь, а Герман — один. Оттолкнешь его, вернуть не сможешь.
— Да я не собираюсь его отталкивать, ты что, с ума сошла?
— Вера, пойми, сейчас твои вопли о свободе напоминают мне требования ученика в цеху, чтобы ему разрешили засовывать руки в токарный станок. «Я, — говорит он, — хочу делать все, что захочу, и плевал я на вашу дурацкую технику безопасности!» Потом он убедится, что руки под нож пихать не стоит, но много ли он наделает того, что хочет, с отрубленными пальцами?
Вера поморщилась:
— Что ты такое говоришь?
— Правду жизни, — отрезала Жанна и размотала живописно уложенный шарф. — Береги то, что у тебя есть. Герман — золото, а ты хочешь его променять на какие-то побрякушки. Как индеец, честное слово.
Вера сняла пальто. Под ним обнаружилась вполне скромная блузка и нейтральная юбка-карандашик. Глядя на этот целомудренный наряд, сразу становилось ясно, что Вера идет не завлекать мужчин, а общаться с друзьями. В общем, Жанна и так была уверена в дочери, но рисковать нельзя. Она знала Германа почти как собственного сына и была уверена, что он не бросит Веру, даже узнав про ее светские развлечения, но зачем это нужно? Мальчик один в чужом городе, тоскует в казарме, мучается от разлуки с любимой девушкой, зачем добавлять к этому жгучие сомнения в верности невесты? Стоят ли того несколько часов легкого времяпрепровождения в ночном клубе?
— Вот я тут сижу как в монастыре, — сказала Вера сварливо, пристраивая пальто на вешалку. — А он там небось давно с цепи сорвался! Ты же знаешь, мама, как ведут себя курсанты. А Герман у нас неформальный лидер, он ни в чем не может быть хуже других!
Жанна засмеялась. Она-то была твердо убеждена, что лидер сидит сейчас на своей койке, вперив тоскующий взор в Верочкину фотографию. Получается, невеста относится к жениху хуже будущей тещи! Что ж, идеальная основа для прочного брака.
— Вера, вам нужно немедленно пожениться! — сказала она азартно. — Пока вы не намутили ерунды со своим лидерством и беспочвенными подозрениями. Мы вот что сделаем — поедем к нему, все обсудим и начнем интенсивно готовиться к свадьбе.
Глава двенадцатая
Илья Алексеевич сел рядом с дочерью на диван и обнял ее за плечи, скосив глаза на округлившийся живот. Он никак не мог осознать, что там сидит его внук, которому через месяц с небольшим предстоит появиться на свет. Вот время-то летит, подумал он довольно. Давно ли он с ужасом и страхом узнал о зарождении этой новой жизни, давно ли думал, что все кончено для него и для Алисы, а жизнь, вот она, безмятежно развивается и совсем скоро заявит о себе первым криком.
Жизнь вынесла их из глубин отчаяния, потому что они позволили ей развиваться своим чередом.
Алиса хорошо переносила беременность и, хоть по срокам могла уже взять декретный отпуск, продолжала ходить в институт. Роды намечались в июне, и ей хотелось закончить семестр, чтобы потом восстанавливаться на следующий курс. Она боялась, что родит до сессии, и Илья Алексеевич хлопотал, чтобы ей разрешили сдать экзамены досрочно. Тамаре, человеку из научного сословия, сделать это было бы гораздо легче, она лично знала почти всех преподавателей мединститута, но Алиса так и не нашла в себе мужества признаться матери, что вышла замуж «по залету». Для Тамары, прекрасно помнившей дату свадьбы, роды должны последовать не раньше августа, и Алиса твердо была намерена придерживаться диагноза «недоношенный, но очень крупный плод».
Илья Алексеевич уговаривал Алису переехать к ним, пока Иван в командировке, но дочь категорически отказывалась, и отец ее понимал.
Сегодня она пришла к родителям обсудить детское приданое. Всем известно, что медики — самые суеверные люди на свете, а плохую примету покупать детские вещи заранее еще никто не отменял.
— Давайте, я вам оставлю Ванькину карточку, — говорила Алиса, — там пятьдесят тысяч, в принципе должно на все хватить.
Тамара фыркнула:
— То есть я должна, высунув язык, носиться за вещами для твоего ребенка? С какой стати? Вы разве спрашивали меня, когда его делали?
— Тамара, Тамара, — Илья Алексеевич примирительно похлопал жену по коленке, — ты забываешь, что сейчас все гораздо проще, чем в наше время. Да, нам приходилось месяцами прочесывать магазины в поисках какого-нибудь чепчика, а современному человеку достаточно прийти в детский гипермаркет и все купить. Одно удовольствие. Вместе пойдем, выберем…
— Дело не в том, можно купить или нельзя, а в том, что мы почему-то должны решать за Алису ее проблемы! Где ее муж? Это он должен бегать за детскими вещами, а не мы.
— Тамара, за Полярным кругом не продают детских вещей. И почему ты так категорична? Алиса — наша дочь, мне кажется, ее проблемы для нас не совсем… посторонние.
Воцарилось гробовое молчание. Тамара маленькими глотками пила кофе, позволяя присутствующим вспомнить многократно повторяемые ею тезисы: а) она предупреждала, что Иван совершенно неподходящая партия для Алисы; б) она отговаривала дочь заводить ребенка так рано, потому, что ни у Алисы, ни у ее мужа абсолютно не развито чувство ответственности, и в) пусть теперь пеняет на себя, раз не слушала мать.
Что ж, Илье Алексеевичу придется самому заниматься детским приданым. Если он пойдет в магазин заранее вместе с Алисой, дочь будет переживать и бояться, что сбудется плохая примета. Или можно подождать родов, но тогда Алиса станет терзаться, вдруг он купит что-нибудь не то, все-таки мужчина. Сплошная нервотрепка.
Тамара — старшая женщина в семье, неужели она не может думать ни о чем, кроме культивирования своих обид? Почему не позаботиться, чтобы твои родные были довольны и спокойны?
— У нас же есть Алискины вещи, — вдруг вспомнил Илья Алексеевич, — целый чемодан. Как раз для новорожденных.
— Отлично! Они, наверное, натуральные?
— Конечно. Даже лучше, чем новые.
— Действительно, — кивнула Тамара, — Илья, если ты потрудишься достать чемодан с антресолей, Алиса прямо сегодня его заберет.
Он покосился на жену. Могла бы сообразить, что дочь беременна, а ведь все вещички придется кипятить, стирать и гладить! Разве в ее положении полезна такая нагрузка? У Алисы до сих пор нет стиральной машины. Молодая семья не бедствовала и могла позволить себе эту покупку, но основным добытчиком был Ваня. Он брал из шкафа чистые вещи, абсолютно не задумываясь, каким образом они туда попадают, а Алиса была слишком гордой, чтобы просить. Нужно срочно купить ей стиралку, решил Илья Алексеевич, мрачно глядя на жену. Почему Тамара сама не хочет разобрать детские вещи? Почему не хочет, перебирая чепчики и ползунки, снова окунуться в молодость, вспомнить о начале своего материнства?
