Парень зашел, придав лицу настолько глупое и растерянное выражение, насколько это было возможно. Дело известное, гастарбайтеры всегда прикидываются несчастными, ничего не соображающими жертвами мегаполиса в надежде, что врач, гуманист по определению, не сможет обидеть человека со столь скромными умственными способностями.
Владимир Валентинович сочувствовал гастарбайтерам. Без документов, без прав, фактически рабы, они все же вызывали в нем большее уважение, чем некоторые российские граждане, удобно расположившиеся на шеях своих жен и матерей. Кстати, среди подобных тунеядцев больше всего и распространен национализм. Человек труда всегда уважает человека труда, какой бы цвет кожи и разрез глаз тот ни имел.
Поэтому врачи доброжелательно относились к таджикам, белорусам и прочим бывшим соотечественникам, ныне иностранцам, нелегально приехавшим «на ловлю счастья».
В этом была глобальная несправедливость: работодатель, нанимая гастриков, серьезно экономил, в том числе и на медицинской страховке. Однако если несчастный таджик заболевал, он и не думал оплачивать его лечение, в итоге бремя ложилось на плечи медиков.
А гастарбайтеры болели много, часто и серьезно. Во-первых, резкая перемена климата, во-вторых, тяжелые условия жизни и, наконец, производственный травматизм.
На стройках таджики падали с завидной регулярностью, разбивались. Для спасения жизни им требовалось серьезное дорогостоящее лечение…
Выходив очередного страдальца, медики только вздыхали: «опять нам ничего не оплатят», причем, говоря «нам», они вовсе не имели в виду собственный карман.
Нейман считал себя человеком сообразительным, но постичь суть системы медицинского страхования не мог. Для него было загадкой, почему, если страховые компании оплачивают каждый страховой случай, доктора получают зарплату, а не гонорары за каждого пациента.
– Разве это логично? – недоумевал он.
– Нет, мой друг, это патологично, – смеялась Дора.
Глеб объяснял, что несовершенные законы позволяют администрации больниц почти безнаказанно прибирать к рукам львиную долю денег. Он периодически дает главврачу острастку, но хватает ее ненадолго. Тот быстро изобретает новые, более изысканные способы мухлевки. «Нету хуже сволочей, чем начальство из врачей», – вздыхал мэр, сокрушаясь, что его возможностей не хватает, чтобы наставить руководство больницы на путь истинный.
– Еще одна жизнь спасена! – Ухмыляясь во весь рот, Дора присоединилась к чаепитию.
Это была ее обычная присказка, когда к ней обращались со всякой ерундой.
– Записать в журнал, Дора Иосифовна?
– Да ну! – беспечно махнула она рукой. – Полиса-паспорта нет, страховая ни черта не оплатит, зачем зря чернила изводить? Можно было бы его вообще послать… ну, хотя бы в поликлинику, да жалко парня стало.
Формально без полиса и паспорта о медицинской помощи нечего было и мечтать. Но чтобы отказать больному без документов, прежде нужно убедиться, что непосредственной угрозы его жизни нет. А чтобы в этом убедиться, надо хоть предварительный диагноз поставить. А диагноз – это восемьдесят процентов дела, и проще назначить лечение, чем препираться с человеком, объясняя ему, что он не имеет права на медицинскую помощь.
В общем, медики смотрели на отсутствие документов сквозь пальцы, настойчиво требуя у каждого документы больше из вредности, чем из меркантильных соображений.
Грозное «Паспорт-полис!» необходимо врачам для психологической разгрузки, чтобы не ощущать себя совсем уж бесправными рабами системы.
Однажды Нейман был с Кристиной на вызове у одной старушки. По ночам он обычно сопровождал начальницу, мало ли на кого наткнешься в чужом подъезде.
Бабке, очевидно, не спалось, и она вызвала «скорую», чтобы поболтать о своих застарелых болячках.
Под интригующий рассказ Кристина задремала. Прерывать старушку смысла не имело – не получив удовлетворения, она вызвала бы их снова через пару часов.
– Обычно, доктор, я прикладываю прополис…
– И пропаспорт, – автоматически среагировала Кристина.
К счастью, бабка была глуховата.
– Как хорошо, Володя, что ты заглянул в нашу обитель. – Дора прислонилась к его плечу.
Он растроганно приобнял ее. Почти сестра…
Рядом с ней ему всегда становилось спокойнее, ее грубоватые шутки действовали лучше любого транквилизатора.
Притулившись к уютному теплому боку Доры, Нейман пригласил ее с Глебом в гости.
– Там у тебя дядя Артур! – засмеялась она. – А у меня уже рефлекс: как его вижу, падаю на пол и начинаю отжиматься. Вы бы с ним, вместо того чтоб ушами хлопать, открыли элитный фитнес-клуб! Я двадцать лет не могла похудеть, а позанималась под руководством Артурчика, и пожалуйте – десять кило как не бывало!
Сказав это, Дора просияла. Воистину ничто так не радует женщину, как потеря лишних килограммов.
Нейман покосился на ее обширный бюст:
– Слава богу, Дорочка, самые прекрасные участки твоего организма от Артуровых зверств не пострадали.
– Подумайте, может быть, вам еще группу мужиков набрать? Подать как элитный клуб для состоятельных бизнесменов. Уверяю, у вас отбою не будет от клиентов. Я бы первая Глеба отдала. А то у него вечно то нога не гнется, то позвоночник болит! – Дора захихикала. – Намедни целый день стонал, как дедушка из рекламы: спина, спина… ходил по типу каменного гостя. Ну, я его быстро вылечила. Говорю: Глеб, выпить хочешь? Он тут же распрямился и полетел в магазин.
«Может, и правда организовать спорт-клуб? – желчно подумал Нейман. – Раз Дора довольна, будем считать, что основной пиар уже состоялся. Весь город в курсе талантов Артура. Уйду со «скорой», на кой черт мне эта работа сдалась без Кристины! Столько лет был подневольным служащим, почему бы теперь не попробовать себя в бизнесе? Кристина только обрадуется, если я уйду…»
Почувствовав его грусть, Дора притихла.
Они выпили еще по чашке чаю, а потом за дверью послышались торопливые шаги, застучали колеса медицинских каталок, и Нейман понял, что пауза кончилась. Он простился с Дорой и собрался уходить, но она вдруг придержала его за локоть.
– Я так рада, что мы снова живем в одном городе, – мягко сказала она. – Ты же настоящий друг нам, верно?
– Верно, – улыбнулся он.
– Глеб никогда не говорил, но он всегда очень ценил, что ты заботился обо мне и детях, когда он ходил в море.
– Я знаю, Дора.
– Ведь дружба не только в том, чтобы тусоваться вместе, правда? Можно годами не видеться и оставаться близкими людьми.
Владимир Валентинович кивнул.
– Ты знай, пожалуйста, что ближе и роднее тебя у нас друга не было и не будет. И приходи к нам почаще. Глебу сейчас очень тяжело. Крупный капитал давит. Прямо как в учебнике истории, помнишь? Господство финансовой олигархии. То подай им землю под коттеджный поселок, то под торговый центр…
