– Филипп, а к тебе могут прислать проверку?
– Почему ты спрашиваешь?
– Меня напугали в поликлинике. Что за необоснованные листы нетрудоспособности могут наказать не только нас, но и тебя.
– Вполне возможно. Последнее время я чувствую на себе очень пристальное внимание проверяющих инстанций.
– Что же мне делать?
– Делай то, что считаешь нужным. Я верю тебе. А больничные – самое малое из того, за что мне придется отвечать.
Юля прижалась к нему.
– Ты должна быть готова ко всему, Юля. У завода серьезные проблемы. Мне не оплатили половину последнего заказа, якобы многие работы не были указаны в договоре. Допустим, не указаны, но я привык выпускать лодку так, чтобы в ней не оставалось ни одного ненадежного винтика. Я объяснял, что иначе ремонт просто не имел бы смысла, просил хотя бы отсрочить платежи за поставки нового оборудования… «Извините, Филипп Владимирович, пусть заказчик вас надул, но кредитора это не волнует». Ситуация абсурдная, если вспомнить, что заказчик и кредитор у меня одно и то же лицо.
Юля помолчала.
– Пусть и небольшая сумма, так ведь надо же ее иметь! – продолжал Филипп. – А ведь я все это раньше проходил и могу распознать симптомы… – Он потер лоб ладонью, и Юле показалось, что это жест крайней усталости. – Пока меня спасает репутация. Командиры лодок знают, что лучше, чем у меня, не отремонтируешься нигде, но у меня ведь не автосервис – без высочайшего приказа ко мне не попадешь.
– Пуганая ворона куста боится, – пробормотала Юля. – Подумаешь, не доплатили! Да мне страховая компания каждую третью квитанцию не оплачивает, я же не впадаю в паранойю.
– Ты зря сравниваешь, это разные вещи. Мне кажется, кто-то хочет сожрать завод. В этот раз я выкрутился, занял у твоего отца под залог кухонь…
«Это ты не выкрутился, это ты попал! – подумала Юля с мрачным удовлетворением. – Можешь считать, что папа, захватнические повадки которого хорошо известны, уже закинул на твой корабль первый абордажный крюк. Кто бы ни хотел разорить завод, именно папа спляшет на его развалинах. Нет, я очень люблю папу, но нужно быть полным лохом, чтобы ему довериться».
Предупредить Филиппа? А разве он советовался с ней? Разве он думает, что жена может быть не только подругой по постели, но еще и союзником? Он ласкает ее, как кошку, немного воспитывает, но за советом ходит к любовнице, вот пусть и продолжает в том же духе.
«Я не верю тебе, – горько подумала Юля, – хочу верить – и не верю. Ты говоришь, что любишь меня и никогда не покинешь. Говоришь как будто искренне, но так же искренне заявляешь, что у тебя никого нет, кроме меня, а я знаю, что это ложь. Значит, остальное тоже может быть ложью».
Предупредив Филиппа, я навсегда поссорюсь с родителями, папа мне этого не простит. И, когда муж, вопреки сво им пылким заверениям, бросит меня, я останусь абсолютно одна.
Пусть все идет, как идет. Если Рыбаков не догадался посоветоваться с ней, ему же хуже. Пусть пеняет на себя.
В тот момент Юля не думала, что Филиппом руководило не пренебрежение к ее разуму, а простая человеческая деликатность.
Дубикайтис позвонил ей: спустись, взгляни на пациента.
– Не могу понять, что с ним, – сказал он.
Юля просияла от гордости. У нее просит совета опытный доктор! Неужели он всерьез полагает, что она в чем-то понимает больше его?
Войдя в смотровой кабинет, она солидно произнесла:
– Слушаю, Александр Кимович.
– Вроде бы отек, боль при пальпации и при движении. Похоже на перелом, а на снимке кости целы. И сам он не помнит момента травмы, хотя его воспоминаниям большого доверия нет.
Действительно, пациент имел характерный вид наркомана, а множество татуировок указывало на то, что места лишения свободы знакомы ему не понаслышке.
– Покажите ногу, – скомандовал Дубикайтис.
Волнуясь, Юля приступила к осмотру. Честолюбие требовало, чтобы она сейчас, как кролика из шляпы, вытащила правильный диагноз. Бедро плотное, напряженное, вот и след укола. Постинъекционная флегмона? Но покраснения нет, и участок размягчения тканей, указывающий на место скопления гноя, тоже не определяется. Больной серый, глаза запавшие, пожалуй, его плохой внешний вид нельзя объяснить только употреблением наркотиков.
Юля пощупала пульс: частый и слабый, давление низкое – обладая чувствительными пальцами, она примерно могла определить цифры артериального давления и без тонометра. Какая-то интоксикация внутреннего происхождения, при травмах такого не бывает. Она снова потрогала бедро и вдруг ощутила характерный хруст. Крепитация
[11]
, признак газовой гангрены? Она читала об этом заболевании только в учебниках по военно-полевой хирургии и в романах, но никогда не встречала в жизни. Считала, что оно кануло в прошлое вместе с ужасами Второй мировой войны.
– Анаэробная флегмона? – пробормотала она себе под нос. – Пойдемте, Александр Кимович, снимок посмотрим.
В рентген-кабинете она показала Дубикайтису пузырьки газа в мягких тканях – несомненный признак анаэробной флегмоны.
– Эх я и дурак! – Самурай сокрушенно покачал головой. – Надо же было так лохануться! Зашорился я что-то, только на кость посмотрел. Травматолог есть травматолог! – Он засмеялся. – Знаешь, что такое двойной слепой контроль? Это когда два травматолога смотрят электрокардиограмму.
Юля не разделяла его веселья. Диагноз-то поставлен, теперь надо лечить, а как? В голову настойчиво лезли страницы «Повести о настоящем человеке» и менее оптимистичные сцены из романов о партизанской жизни, где рассказывалось о мучительной смерти бойцов, заболевших гангреной. Ампутация? Но у больного отек распространился на ягодичную область, тут даже экзартикуляция
[12]
в тазобедренном суставе не поможет.
– Давайте поднимемся в ординаторскую, там неплохая библиотека. Посмотрим, что умные люди пишут, – предложила Юля.
Она быстро нашла подходящую монографию и стала листать. Удивительно, в студенческие годы медицинские тексты казались ей скукотищей, а теперь она читала главу, посвященную анаэробной инфекции, как увлекательный детектив!
«Надо же, как меняется восприятие, когда у тебя появляется пусть скудный, но собственный опыт, – мимоходом думала она. – Так же и с художественной литературой. В юности читаешь роман, следя за сюжетом, а рассуждения автора кажутся полной абстракцией. Когда же появляется багаж собственных переживаний и поступков, начинаешь видеть в писателе интересного собеседника: в чем-то соглашаешься, в чем-то споришь, а иногда и находишь хороший совет».
– Смотрите: широкие лампасные разрезы и фасциотомия
[13]
. Плюс большие дозы антибиотиков. После операции нужно будет его в реанимацию положить.
