– Перестаньте! Так себя не ведут даже герои сериалов!
Но не сделала ни малейшей попытки встать, наоборот, осторожно положила руку на колено Стаса.
А потом был головокружительный, неуправляемый поцелуй, когда тела действуют независимо от воли своих обладателей. Они встали и прижались друг к другу крепко, как только могли. И только когда желание Стаса стало слишком явным, Люба отпрянула.
– Это все так странно, – сказала она, поправляя корсаж резким движением.
– Да.
– Если разобраться, мы абсолютно незнакомые люди.
– Так точно.
– Это просто наваждение какое-то...
– Да, это очень сильное наваждение.
– И мы говорим как идиоты! – Люба досадливо топнула ногой, но тут же спохватилась: – Простите, это у меня профессиональное. Я пишу сценарии мелодрам, поэтому в жизни совершенно не переношу слащавости.
– Тогда что ж... – Стас сам удивлялся, как ему удается боготворить Любу, хотеть ее и в то же время быть таким развязным и непринужденным. – Меньше слов, больше дела.
Второй поцелуй оказался так же сладок, как и первый. Люба отвечала Стасу доверчиво и нежно. Ему удалось усадить ее на перила беседки, и он оказался в кольце ее длинных сильных ног.
«Будем надеяться, – думал он, – что никто сюда не забредет. Зоины друзья слишком старые, чтобы обниматься по беседкам...»
Но все же каким-то краем сознания Стас понимал, что секс может испортить этот чудесный вечер. Дело было даже не в том, что он, как гурман, хотел насладиться предвкушением. Просто, думал он, Бог свел их в этот вечер для чего-то другого. «Близость» только отдалит их друг от друга.
А целоваться – это совсем другое дело...
Остановились передохнуть. Глаза обоих дико блестели в темноте.
Стас мягко взял Любу за плечи.
– Тебе чего-нибудь принести? Мороженого? Я слышал, что будет мороженое. Хочешь?
– Ага... Прямо как в старом фильме про Золушку, помнишь? Сколько он ей принес, сто порций?
– Я помню этот фильм. Смотрел его, когда был совсем маленький. У нас был древний телевизор, и он все показывал в зеленом свете. Так было, знаешь, сказочно... Сейчас принесу, только ты не исчезни, ладно?
Оказалось, они целовались в беседке целую вечность. Стол с закусками давно убрали, а десерт подали в доме. Немного конфузясь, Стас переступил порог и тут же был схвачен начальницей.
– Где ты болтаешься? – спросила она строго.
– Я...
На ум ничего не приходило, но Зоя Ивановна лучше его знала, где он был:
– Ясно, сидел на кухне и питался! Надеюсь, ты не особо запивал хотя бы?
– Как можно, Зоя Ивановна!
– Ладно, дело молодое. Диана, – обратилась она к молодой жене Розенберга, – выдай ему сухой паек, нам ехать надо. Шунт встал. Дашь наркоз?
Стас обреченно кивнул. Кажется, Зоя Ивановна задалась целью разрушать все его любовные дела. Хотел с Варей в филармонию сходить – остался на операцию, хотел быть с Любой – снова здорово! Или это больной так подгадал, чтобы Стас остался с носом?
Тромбоз шунта, стало быть. Частое осложнение, которое зависит от многих факторов, не только от мастерства хирурга. Плохо подготовленный протез, характеристики свертывающей системы крови больного... Вот это уже напрямую зависит от анестезиолога! Хотя Стас дал большую дозу гепарина, даже чрезмерную, если учитывать объем кровопотери. Теперь придется удалять тромб, а если не поможет – заново перекладывать шунт.
– Зоя Ивановна, пять секунд! – Пусть думает, что ему надо в туалет.
Она крикнула, чтобы Грабовский выходил к воротам, а они вместе с Максимовым вызовут пока такси.
– Сглазил все-таки, – мрачно добавила Зоя.
Не задумываясь, как он выглядит со стороны, Стас схватил креманку с мороженым и устремился в беседку.
– Вот! Мороженое! А я должен бежать. Прямо сейчас, извини.
– Что случилось?
– Зоя Ивановна едет оперировать, я с ней.
– Это обязательно?
– Спрашиваешь! – На счету была каждая секунда, но он все-таки привлек Любу к себе. – Если я сейчас же не поеду, она, как настоящая добрая фея, превратит меня в тыкву.
– Хоть бы хрустальный башмачок оставил! – В Любином голосе ему отчетливо послышалась насмешка.
Глава 4
Люба знала, что Зоя, так поспешно бросившая ее в незнакомой компании, обязательно зайдет извиниться. Поэтому она спокойно дожидалась подругу, чтобы в непринужденной обстановке выведать все о своем загадочном воздыхателе.
Люба приготовила салат оливье, купила любимого Зоиного печенья и держала свет во всех комнатах включенным, чтобы Зоя не подумала, будто она легла спать.
Соседка робко позвонила в дверь в одиннадцатом часу.
– Проходи. Ты с работы?
– Угу. – Зоя опустилась в кресло и протяжно, не стесняясь, зевнула. – Устала ужасно.
– Посиди пока, я ужин подам. Можно курить.
Поблагодарив рассеянным кивком, Зоя достала из сумочки сигареты.
– Вроде я есть не хочу. Минералки только если или сока.
Люба поспешила на кухню. По сравнению с Зоей она всегда казалась себе бездельницей, и когда та приходила в гости, старалась получше ей угодить.
– Вино будешь? – крикнула Люба, и Зоя, в одних чулках, не выпуская сигареты изо рта, появилась в дверном проеме.
– О, плитка холодненькая, как приятно... – Зоя немножко походила по кафельному полу кухни и примостилась на табуретке. – Давай свое вино. – Она энергично потерла лоб, и несколько прядей выпало из сложной прически-башни. – «Вчера котов душили-душили... душили-душили...» – процитировала Зоя «Собачье сердце». – Устала я, как сволочь! А кроме тебя, никто не пожалеет, вина не нальет! Ты, пожалуйста, не сердись, что я тебя бросила у Розенберга! Нужно было тебя с собой забрать, но я как-то не додумалась. Диану попросила, чтобы она о тебе позаботилась. Она позаботилась?
– Да.
– Ну и ладно. А мне как позвонили дежурные врачи, как начали визжать, что больной помирает, так у меня сразу посторонние мысли из башки вынесло.
– Зоя, я совершенно не обижаюсь.
Люба достала высокие узкие бокалы, бросила в них по кубику льда и наполнила золотистым вином. Делая ремонт, она оборудовала невесть зачем устроенную в стене нишу под бар, теперь приходилось держать в доме несколько бутылок элитного спиртного. Правда, недавно в гости заходили коллеги, и от всех запасов осталось только полбутылки муската.
Подруги чокнулись и выпили. Зоя залпом, Люба – глоточек.
– Так грустно жить одной, – начала она издалека.
