И тут произошло непредвиденное.
Дверь в коридор, которая всегда была открыта, вдруг
качнулась, и на пороге появилась Марина Петровна со странным выражением лица.
Липе показалось даже, что она подслушивала.
– С кем ты разговаривала?
Олимпиада пожала плечами:
– С газетой «Труд», а что случилось, Марин?
Марина Петровна вошла и оперлась руками об Олимпиадин стол.
Никита Белов, который делил с Тихоновой кабинет и в данный момент с
сосредоточенным лицом раскладывал пасьянс, незаметно переключил его на какой-то
текст и зевнул, не разжимая челюстей.
– Ты так разговариваешь с журналистами?
Олимпиада перепугалась:
– Ну… да. А что такое?
– Позволь, но это же работа! Ты позволяешь себе болтать с
журналисткой, как с подругой?!
Олимпиада смотрела ей в лицо и медленно осознавала, что дело
ее плохо.
В университетскую бытность пришлось ей проходить практику на
Российском телевидении. Ничего особенного она там не делала, в пресс-службе
бумажки подавала и принимала, и еще замирала от восхищения, когда в буфете на
седьмом этаже старого министерского здания на 5-й улице Ямского Поля встречала
скучно жующих бутерброды «звезд». Ничему путному она бы так и не научилась,
если бы не начальник. То есть он не был ее непосредственным начальником, а был
как раз «начальником телевидения», то ли генеральным директором, то ли первым
заместителем, но иногда так получалось, что она присутствовала на совещаниях, подменяя
его помощницу Таню, у которой всегда была куча дел. Этот начальник, не делая
ничего такого специального, собственно, и научил ее работать. Он был очень
хорошо образован, деятелен, напорист и трудолюбив. По-английски говорил так же
хорошо, как и по-русски, и уважал не только начальствующих, но и подчиненных,
что тоже бывает, но редко.
– Весь бизнес, – сказал он однажды на совещании какому-то
мальчику, который жаловался на то, что он куда-то звонит, а там, куда он
звонит, его никто не хочет слушать, – держится только на личных связях.
Профессионализм, знания, эрудиция, все это необходимо, но абсолютно вторично.
Никто не станет иметь с вами дела, если вы отвратительно общаетесь, каким бы
профессионалом вы ни были.
Он быстро съехал на другую тему, но про «личные связи»
Олимпиада запомнила хорошо. Всеми силами она старалась нарабатывать,
поддерживать и укреплять именно их, и ей это удавалось!… Она знала журналистов
по именам, знала их мужей и жен, кто развелся, женился или только собирается
развестись или жениться. Знала, что у Насти Молодцовой дочка, а у Ивана
Вешнепольского, руководителя телеканала ТВТ, даже две. Еще она знала, что Лида
Шубина из «Коммерсанта» панически боится непроверенной информации и долго
согласовывает с юридическим отделом каждое слово, и при этом торопить ее
бессмысленно. Катя Костикова любит смешные книжки и терпеть не может грубой
«заказухи» и еще пишет для глянцевых журналов под другими фамилиями, и в этих
журналах ее ценят и всегда печатают.
К Насте она ездила в роддом, с Костиковой пила пиво, а
Вешнепольского неизменно поздравляла с Днем защитника Отечества, потому что он
начинал когда-то военным корреспондентом и однажды даже попал на Кавказе в
плен.
Должно быть, Марина Петровна поняла это как-то не правильно,
потому что Олимпиада никак не могла взять в толк, отчего та так прогневалась.
– Марин, Настя Молодцова должна поставить наш материал, и я
просто решила ее поторопить.
– Разговорами о том, как пописала ее дочь?!
– Ну, просто она недавно родила, и для нее это сейчас важно.
– Зато для нас совершенно неважно! – почти простонала Марина
Петровна. – Что это такое? Что это вообще за разговоры в служебное время?!
Никита Белов за соседним столом перестал зевать и навострил
уши. Назревал скандал – единственная отрада в их затхлом болоте!…
– Я просто хотела ей напомнить…
– Напомнить?! – У начальницы покраснели щеки. – Никаких
напоминаний я не слышала! Я слышала только какую-то… бабскую болтовню! И ты еще
позволяешь себе утверждать, что это деловая беседа! Что ты должна была сделать?
– В… каком смысле?
– В прямом! Что ты должна была сделать?! Напомнить ей про
материал?! Вот и напоминала бы! А ты болтала с ней невесть о чем! Нужно было
задать вопрос и потребовать ответа, только и всего!
– Я не могу ничего от нее требовать, – потихоньку начиная
злиться, сказала Олимпиада. – Мы не платим за материал, она делает его просто
из уважения к нам.
– К кому – к нам? – пронзительно спросила Марина Петровна. –
К нашему холдингу или к тебе лично?! Что ты выдумываешь?! Лично ты никому не
нужна и неинтересна, уж поверь мне! Если она делает материал, то только потому,
что информационный повод у нас вполне достойный!
Олимпиада хотела было ответить, что никакого такого повода и
в помине нет, потому что в России тысячи заводов и тысячи директоров и
московские газеты вовсе не пишут огромные материалы про каждого из них! Еще она
хотела сказать, что самое главное в любом бизнесе – это личные связи. И еще про
то…
– Значит, так, – заявила Марина Петровна с отвращением. –
Все внеслужебные разговоры я попрошу вести дома. Я запрещаю тебе завязывать с
журналистами какие-то другие отношения, кроме деловых. Если ты таким способом
создаешь известность лично себе, пожалуйста, не вмешивай сюда нашу компанию и
не делай этого от ее имени! А я оставляю за собой право… доложить об этом
начальству.
– Начальству?…
Марина Петровна величественно кивнула и пошла к двери.
Олимпиада смотрела ей вслед, и Никита Белов выглянул из-за компьютера.
Начальница остановилась и повернулась со скорбным лицом:
– Я заходила сказать, что тебя разыскивают из ФСБ. Телефон у
секретаря.
* * *
Олежка приехал поздно и очень недовольный. Кто-то перехватил
у него выгодную сделку.
Олежка работал в риелторской конторе и «занимался жильем». У
него были сумасшедшая мамаша, сумасшедший папаша, сумасшедший брат и никакого
собственного жилья. Поначалу Олимпиаде казалось, что он полюбил ее чистой
любовью исключительно по причине наличия у нее этого самого собственного жилья,
но потом она перестала морочить себе голову подобной ерундой.
– Что это такое, черт побери? – спросил он устало, когда
Олимпиада отворила дверь. – К тебе что, кто-то ломился?
– Я же тебе говорила! У нас человека убили, а потом он
взорвался почти у меня в квартире! Еще на той неделе!…
– Ах да! – сказал Олежка. – Я и забыл.
