– Ничего себе звоночек…
Это была Марина Петровна, и она осведомлялась, почему
Олимпиада до сих пор не прибыла на работу, хотя ее «вызывали».
– Марин, – заговорила Олимпиада, а все на нее смотрели, – у
нас тут небольшое ЧП в подъезде, сейчас мы все уладим, и я приеду.
– ЧП? – переспросила начальница холодно. – Что за ЧП может
быть в подъезде и какое оно имеет к тебе отношение? Ты обещала приехать, я уже
два часа жду, а у тебя что-то там такое в подъезде!…
– Убийство, – сказала Олимпиада Владимировна с некоторым
злорадством. – А больше ничего.
– Что-о? – протянула начальница, растерявшись. – Что такое?!
– Можно мне трубочку? – сладким голосом попросил внезапно
оказавшийся рядом милицейский и, не дожидаясь ответа, протянул руку. – Старший
лейтенант Крюков, убойный отдел. Кто говорит?
Олимпиада стояла рядом и живо представляла себе, что сейчас
происходит с Мариной Петровной и что произойдет с ней, Олимпиадой, когда она
приедет на работу.
Лучше было не представлять.
Она вернулась в комнату, где вытянувшаяся в струнку в кресле
Люсинда пыталась делать ей какие-то знаки, которых она не понимала, махнула на
нее рукой и, брезгливо морщась, унесла на кухню чашки, в одной из которых был
окурок. Старший лейтенант все говорил.
– Чего там, а? – свистящим шепотом вопросила Люсинда. – Чего
там творится-то?
– Не знаю, – тоже шепотом ответила Олимпиада Владимировна и
заправила за ремень вылезающую блузку. – Парамоновых допрашивают, кажется.
– Во дела, а? – с восторгом выдохнула Люсинда. – Во история,
а?!
– Ужас какой-то, – сказала Олимпиада Владимировна. – Ужас и
кошмар. Мне на работе попадет, и Олежка должен приехать!
Люсинда в кресле подвинулась в ее сторону и сказала,
радостно блестя глазами:
– А ты говорила, что детективов в жизни не бывает! Вот тебе
и не бывает!
Олимпиада возмутилась:
– Господи, что ты несешь, Люська! Ты только послушай, как он
с нами разговаривает, будто мы… мы… будто он нас подозревает!
– А он нас подозревает, – с удовольствием согласилась
Люсинда.
Детективчик получился первый сорт – милиция приехала, все
соседи высыпали, всех допрашивают, и труп она нашла, она первая, целая история
вышла, а намечался самый обычный, унылый и серый день! Правда, соседа немножко
жалко, был он смирный, работал на заводе «Серп и Молот», выпивал умеренно и
занимался «радиолюбительством» – у него в квартире был целый склад барахла,
лампочек каких-то, проволочек и прочей чепухи. Люсинда видела, когда приходила
убираться, и тогда же узнала, что он радиолюбитель. В прошлом году он проводил
в армию сына Серегу, который был похож на Костика, славшего «военные приветы из
далекого города Архангельска», и стол на проводы собирала тоже Люсинда.
Соседа жалко, но детектив ей очень нравился, и она этого
стеснялась. Липа-то вон как сердится, глазищами сверкает! Интеллигентка, даже
возразить как следует никому не умеет, зато ей, Люсинде, палец в рот не клади,
она «бойкая девчонка», ей об этом весь Ростов говорил!
Из прихожей вернулся милицейский, сел на стул, отчего стул
скрипнул и покачнулся, уперся ладонью в коленку и вдруг спросил:
– А напротив кто живет?
– Никто не живет, – ответила Олимпиада Владимировна. –
Хозяева умерли давно, я их почти не помню.
– А вы давно тут проживаете?
– Всю жизнь! Мы с бабушкой жили, а потом она умерла, и я
осталась одна.
– Что можете сказать про потерпевшего?
– Господи, ничего я не могу про него сказать! Мы все друг
друга знаем в лицо, дом-то маленький! Он жил с сыном, сын сейчас в армии,
забыла, как его зовут.
– Серегой зовут, – подала голос Люсинда. – В прошлом году
проводили.
– Потерпевший выпивал?
– Мы с ним не выпивали! – опять встряла Люсинда. – А потому
знать не можем! Ну, выпивал, конечно, но сильно никогда не пил!
– Черт знает что, – пробормотал старший лейтенант Крюков, –
в субботу утром на мою голову!…
Тут его позвали на лестницу, и он вышел, и Олимпиада с
Люсиндой опять остались одни.
– Мне на работу надо, – с тоской сказала Липа, – и что он
там начальнице наговорил, страшно подумать!…
– Да ладно, разберешься, чего там!
– И кто мог его… по голове? – Олимпиада перешла на шепот. –
У нас же тут все свои, чужих никогда не бывает!
– Может, он собутыльников каких привел?
Олимпиада пожала плечами.
В проеме возник старший лейтенант и поманил ее пальцем, тоже
достаточно обидно.
– Вы меня? – спросила Олимпиада Владимировна, стараясь
держаться «достойно», хотя сердце ушло в пятки.
– Вас, вас, кого же!…
Они опять переглянулись, и Люсинда вскочила с кресла,
выражая готовность следовать за Липой туда, куда ее поманил милицейский, хоть в
острог!
Олимпиада Владимировна вышла в собственную прихожую, где
было сильно натоптано, накурено и очень холодно, потому что с лестницы дуло
немилосердно, и как будто споткнулась взглядом о лежащее на полу тело.
Теперь это было именно тело, кое-как прикрытое черной
клеенкой, а не человек с мучительно задранным подбородком.
– Господи, – сказала Олимпиада и прикрыла рот рукой. – А
нельзя его… вынести?
– Всему свое время, – сказал милицейский загадочно. –
Пройдите, пройдите туда!…
Туда – означало на лестницу, где все смолкло, когда она
появилась, только где-то в отдалении тявкала парамоновская собака по кличке
Тамерлан.
– А как же ваши соседи говорят? – не очень понятно спросил
старший лейтенант. – А вы сказали – никто не живет!
– Где? – не поняла Липа.
– Напротив. Вот здесь. Ваши соседи говорят, что живет!
– Кто?! – поразилась Олимпиада. – Никто там не живет! Никого
там нет! В тех квартирах живут Парамоновы и еще студент, Володя, я не знаю его
фамилии. Или знаю?…
– Так знаете или не знаете?
– Нет! – почти крикнула Липа. – Не знаю!
– И где он сейчас, тоже сказать не можете?
– Конечно, не могу! Я же за ним не слежу! А напротив никто
не живет, это я вам точно говорю!
Парамоновы вылупили глаза и затараторили, как из пулемета
застрочили:
