Расправив плечи, она пошла по коридору, очень высокая, очень
прямая, совершенно уверенная в себе, и в жизни, и в том, что теперь-то уж все и
всегда будет хорошо.
По дороге домой нужно будет заехать в магазин и купить
пармской ветчины подороже, дыню и шампанское, чтобы вечером с Люсиндой и
Добровольским отпраздновать увольнение как следует. Вряд ли Добровольский пьет
шампанское, особенно такое, которое продается в московском супермаркете, но,
впрочем, он может пить свое виски.
Если бы неделю назад кто-нибудь сказал ей, что в кабинет
вице-президента за извещением об увольнении она отправится в таком хорошем
настроении, она плюнула бы лгуну в его лживые глаза, вот как бы она поступила!…
Но сейчас она шла именно за извещением, и у нее было
отличное настроение, и она твердо знала, что теперь все уладится так или иначе,
потому что есть Павел Добровольский, который знает все, ничего не боится и
отвечает за жизнь ее, Олимпиады Тихоновой, и вселенной в целом.
Должно быть, это было очень глупо, и глянцевые Библия, Коран
и катехизис на этот счет почему-то помалкивали, рассуждая все больше о том, как
именно следует соблазнять шефа во время совещания, но Олимпиада твердо знала,
что мир устроен именно так.
В центре его Добровольский. На орбите она, Олимпиада, а в
некотором отдалении, на прочих орбитах, все остальные люди и события вроде
увольнений с работы, взрывов и подозрений.
Ей весело было идти за увольнением – вот что с ней
сделалось.
Секретарша сочувственным кивком показала ей на дверь –
входи, мол, раз уж так получилось! – и Олимпиада вошла.
– Можно, Николай Вадимович?
– Входите.
Он сидел в кресле, очень молодой и усталый, бабушка говорила
«покрытый интересной бледностию», и слушал Марину Петровну, которая что-то ему
втолковывала очень тихо. Начальник смотрел на свои ногти, словно прикидывая в
это время, не сделать ли ему маникюр, и по его лицу было не слишком понятно, о
чем он думает.
– Ну что? – спросил он, когда Олимпиада уселась напротив
Марины Петровны и они оказались в равном положении, по обе стороны стола в
кабинете большого начальника. – Повесть о том, как поссорились Иван Иванович с
Иваном Никифоровичем?
Олимпиада молчала. Она ни с кем не ссорилась.
Марина Петровна подалась вперед, почти легла грудью на стол
и заговорила совсем уж тихо, зашептала почти.
Олимпиада разбирала только слова «халатность», «коллектив»,
«нездоровое отношение».
Вот сразу после «нездоровых отношений» на столе у него и
зазвонил телефон.
Николай Вадимович с ненавистью посмотрел на него, но трубку
не взял. Марина Петровна тоже покосилась и, решив, что начальник отвечать не
станет, сунулась к нему опять, но телефон не унимался.
Начальник покачался в кресле – Марина все шептала, –
протянул руку и нажал кнопку.
– Я занят, – громко и неприязненно сказал он, – потом, все
потом.
Марина шептала еще долго. Олимпиада, соскучившись, осмотрела
кабинет – ничего особенного, – осмотрела потолок – совсем ничего особенного – и
кинула взгляд на пальму. В пальме примечательным было то, что она, кажется,
собиралась цвести. По крайней мере на макушке у нее смешно торчала гроздочка
белых жалких бутонов.
– Ну так, – сказал Николай Вадимович, когда Олимпиада,
потянувшись разглядеть цветочки, чуть не свалилась со стула, – бабские дрязги
на работе – это совсем никуда не годится, милые дамы.
– Но, Николай Вадимович!…
– Нет никакой работы, – заявила Олимпиада совершенно
спокойно. – Есть ее видимость, да и то так себе, не очень. Вы создали
структуру, платите людям деньги, и вам совершенно наплевать, приносит она хоть
какую-то пользу или нет.
– Замолчите немедленно, – приказала Марина Петровна. – Или
я… или я не знаю, что с вами сделаю!
Николай Вадимович поднялся из-за стола, тоже покосился на
пальму и стал неторопливо прохаживаться по ковровой дорожке.
– Нам, значит, на пользу наплевать, а вам, выходит, нет!
– Да и мне наплевать, – призналась Олимпиада. – Если бы мне
было не наплевать, я бы давно попробовала хоть что-то изменить, а я не хочу.
– Тогда что вы за сотрудник, если вам наплевать на то, чем
вы занимаетесь?
– А у нас все такие, – сообщила Олимпиада. – И, между
прочим, вы в этом виноваты, а не мы, Николай Владимирович!
– Вадимович.
– Николай Вадимович, у вас куча дел, вам вон даже по
телефону разговаривать некогда, а у нас никаких нет. Мы занимаемся… маразмом,
понимаете? И так изо дня в день!
– Кто мешает вам заняться делом?
– Для того чтобы заняться делом, неплохо бы представить себе,
каким именно, а никто не представляет. Всем некогда нами поруководить, кроме
Марины Петровны, которая вообще ничего не понимает в этой работе!
– Господи, – воскликнула начальница и схватилась за грудь,
где сердце, – как она может?! Как она может, господи?! Я на руководящей работе
столько лет, а она!
– Марина, да оставайтесь вы на этой своей работе! – легко
сказала Олимпиада. – Руководите, пожалуйста! Но хорошо бы вам понять все-таки,
чем именно вы руководите! Баней или аэропортом!
Сорокин неожиданно хмыкнул и боком присел за стол рядом с
Мариной Петровной, что означало, по-видимому, что он на ее стороне.
– Так в чем суть претензий, я не понял до конца? Разложение
коллектива в чем состоит? И еще халатность, да? Халатность в какой области?
И тут Марина Петровна все и выложила – про газету «Труд»,
про Настю Молодцову, про памперсы и про то, что Олимпиада своим поведением
подрывает авторитет такой авторитетной компании и авторитет такого авторитета,
как Николай Вадимович.
– Я просила не вести личных разговоров во время работы. Я
просила не беседовать с журналистами, как с личными друзьями, потому что их не
может интересовать личность… конкретного сотрудника, в данном случае Тихоновой,
их должна интересовать наша деятельность как холдинга!…
– А что делать, если их интересует личность Тихоновой как
личность? – спросил ей в тон Николай Вадимович. – Как тогда с ними
разговаривать?
Олимпиада посмотрела на него с изумлением.
Но Марина не собиралась сдаваться! Если этот начальствующий
молокосос ничего не понимает – мы ему объясним!
И она объяснила. Из объяснений выходило, что именно
Олимпиада Тихонова виновата в «срыве публикации» о директоре крупнейшего из
заводов, принадлежавших холдингу, хотя интервью было дано еще в феврале и с тех
пор…
