– Мне это показалось очень подозрительным.
– Почему?!
– Потому что мы все в тот момент думали только о том, что
опять случилось нечто страшное, а он сказал первое, что пришло ему в голову,
когда Люся спросила, почему его так долго не видно. Как правило, если человек
говорит что-то неожиданное для себя, он говорит правду. Он и сказал правду. Его
не волновали ничьи смерти, его волновала продажа квартиры.
– Да какая продажа, Павел? – спросила Олимпиада, которая
никак не хотела верить в то, что все эти ужасы творил конкретный человек, у
него есть имя, лицо, и вообще он свой в доску, привычный сосед, нормальный
парень! – Какая продажа, когда наш дом ни по каким документам не проходит и не
проходил никогда?! Господи, да мы сами крышу крыли прошлой весной! А ты
говоришь – продажа! Для того чтобы продать, нужно кучу бумаг оформить, тысячу,
миллион! А если он… занимался всяким беззаконием, ему продавать вообще не с
руки, зачем ему лишние проверки?!
– Продавать можно разными способами, – терпеливо объяснял
Добровольский. – Именно ты живешь в этой стране, а не я, и все равно я знаю,
что с девяностых годов еще остались всякие мелкие риелторские конторы, которые
продают и покупают квартиры исключительно по поддельным документам или вообще
без них! Думаю, что он так ее и продавал… левым способом, да?
Олимпиада уныло пожала плечами.
– Уверен, что в солидную контору он не пошел, а кто-нибудь
из подельников подыскал ему нечто подходящее, где ему точно не задали бы
никаких лишних вопросов. Наверняка у них есть на примете пара-тройка таких
контор, где можно без проблем прикупить комнатку или две с «серыми»
документами. Учитывая род их деятельности!… А ему как раз срочно нужно было
переехать, учитывая, что дом так и не был взорван, а Племянников умер!
– Зачем взрывать дом?
– Липа, – сказал Добровольский. – Они занимались даже не
пособничеством терроризму, они, собственно, и есть террористы. Племянников изготовлял
устройства и передавал их посредникам, а Володя заказывал дяде Гоше новые. Я
был уверен, что заказчик – кто-то из своих, потому что чужих здесь не бывает, а
дядя Гоша жил очень замкнуто. Он даже писателя привлек – вместо себя возить
готовую продукцию! Когда Володя об этом узнал, он от Племянникова избавился.
Хотел избавиться так, чтобы не осталось следов, и у него не вышло: он хоть и
разбирается в проводах, но все же недостаточно для того, чтобы все грамотно и
правильно взорвалось и именно в подходящее время! Он раскроил Племянникову
череп ударом молотка, привязал ему на живот взрывчатку, вытащил его из своей
квартиры, протащил по площадке, благо тут идти два шага, и был уверен, что по
утреннему времени его никто не заметит! Его никто и не заметил. Он прислонил
тело к твоей двери – на пять минут или около того.
– Почему к моей?! Откуда он знал, что мы выйдем?!
– Оттуда, что он вас слышал. Точно так же, как я слышал, что
в квартире Племянникова кто-то разговаривал утром в ту же субботу. Двери
рассохшиеся, слышимость отличная. Я думаю, что все соседи, кто еще жив, в
курсе, как ты вопишь, когда тебя щекочут.
– Павел!
Добровольский уткнулся в свою кофейную чашку, – Павел, я
хочу услышать продолжение.
– Разве?
– Да, – настаивала Олимпиада. – Совершенно точно.
– Володя рассчитывал, что труп упадет, как только откроется
дверь, и все здесь взлетит на воздух. Весь дом, понимаешь? Раз-два и готово,
никаких следов. Даже если компетентные органы и нашли бы на месте взрыва следы
лаборатории, все равно доказать Володину причастность или просто заподозрить
его в том, что он заказывал Племянникову устройства, было бы невозможно!
Кстати, вполне вероятно, что и искать никто ничего не стал бы! Дом старый,
жильцов мало, написали бы в протоколе «взрыв бытового газа», и все. –
Добровольский помолчал. – Хотя мне идея со взрывом представляется
малоэффективной и какой-то слишком… прямолинейной. Думаю, Володя решил его
устроить, потому что запаниковал, когда узнал про писателя. Видимо, его хозяева
– люди весьма серьезные, за те промахи, которые допустил слесарь, они бы Володю
вашего на разноцветные ленты порезали. А так… концы в воду. Причем сразу все
концы и в очень мутную воду.
– Но ведь все погибли бы, – дрожащим голосом произнесла
Олимпиада Владимировна. – Даже кот Василий. Если не от взрыва, так под
завалами. Дом стоит обособленно, спасатели приехали бы не сразу. За нами
стройка, мало ли что там, на стройке, грохочет! А он… он знал, что сейчас
рванет, вышел из подъезда, сел на мотоцикл и уехал?!
– Боюсь, что да.
Олимпиада помолчала, пораженная глубиной человеческого
свинства, которая внезапно открылась перед ней. Свинства и наплевательства.
– Да, но почему он прислонил труп к моей двери, а не к
парамоновской?!
– Потому что он слышал ваши разговоры в прихожей и понимал,
что твоя дверь откроется первой. Ничья жизнь его не волновала. Он заметал
следы.
– А все-таки зачем он его убил?
Добровольский пожал плечами:
– Нужно спросить у фээсбэшников. Наверняка они уже знают.
Сколько прошло после ареста? Сутки? – Он посмотрел на часы. – Ну, почти сутки.
Лично я почти уверен, что из-за того, что Племянников втянул в схему Женю, а
это было опасно. Племянников просто слесарь-умелец, прельстившийся легкими, с
его точки зрения, деньгами. Думаю, Володя ему так и объяснил, когда предлагал
выгодный бизнес. Ты ни при чем, говорил он. Твое дело маленькое, проводки да
гайки-болтики.
– Откуда ты знаешь?
– Правила никогда не меняются, – сказал Добровольский и
почесал за ухом кота Василия, который тарахтел у него на коленях так, что
дребезжала серебряная ложечка в сахарнице. – Удавы всегда говорят одно и то же,
а кролики всегда на это попадаются. В распоряжении Племянникова было то самое
помещение, в котором мы застряли. Я думаю, что оно было изначально – недаром мы
первым делом обнаружили самогонный аппарат, который не могла найти твоя
бабушка! Видимо, слесарь использовал его как такую… потайную кладовку или
что-то в этом роде. Володя, видимо, про это помещение знал и быстро придумал,
как хорошо можно там устроиться. Сейчас я не могу ответить на вопрос, как давно
ваш дядя Гоша занимался изготовлением взрывных устройств. Об этом тоже следует
спросить ФСБ.
– Я спрошу при случае, – вставила язвительная Олимпиада, но
Добровольский ее тона не принял.
– Думаю, что не слишком давно, но и не недавно – год, чуть
больше, чуть меньше.
– Почему год?
– Потому что все оборудование у него относительно новое.
Даже стулья и столы. Кроме того, год назад его сын еще не ушел в армию,
правильно я понимаю? Вряд ли Володя решился бы привлечь к такому
опасному делу человека, у которого есть сын, и этот сын в
любой момент может оказаться в курсе дела! То, что на него работали они оба,
маловероятно.
