Бойкие тетки в платках и фуфайках продавали все подряд –
горячую картошку, семечки, малосольные огурцы, домашние пироги, пиво, водку,
самогон и сало. И от паровоза тянуло дымным жаром, разогретым битумом и еще
чем-то приятным, памятным с самого детства, когда они с девчонками ездили на
дизеле купаться на дальнее озеро, и от станции шли по путям, где между шпалами
росли ромашки и земляника, и вдоль дороги были навалены смолистые стволы. И они
шли босиком по горячим рельсам, для равновесия помахивали босоножками, зажатыми
в руках, и все болтали, и все о том, как заживут после школы.
Их было четверо – Люсинда и три такие же дурочки, и у всех
грандиозные планы.
Две сразу после школы вышли замуж, одна за курсанта, который
увез ее после училища в дальний гарнизон, а вторая за первого парня во всем
микрорайоне, который оказался совсем никчемным алкоголиком и драчуном, но она
родила от него троих детей и все терпела, мучилась и болела. Мама, встречая ее
на улице, потом писала Люсинде горестные письма о том, что вот, мол, как бывает
в жизни, не у всех такая масленица, как у ее дочери!… Третья в своем педучилище
попала в подозрительную компанию, схлопотала срок за какое-то темное дело,
связанное то ли с наркотиками, то ли с сектантами, и сгинула навсегда.
Четвертая она, Люсинда, победительница жизни.
Денег было совсем мало, и пока она прикидывала, не купить ли
ей все же парочку крепеньких соленых огурчиков и три горячие молодые картошки с
маслом, к ней привязались развеселые, красномордые и совершенно размякшие от
пива придурки из соседнего вагона.
Их было четверо, и они громогласно ржали, толкались,
матерились, роняли свертки и звенели бутылками.
– Лапушка, – начал один, увидев Люсинду, – девочка моя!… Иди
ко мне скорее!…
Люсинда посмотрела на него печально, повернулась к бабке с
картошкой и спросила, сколько стоит.
Оказалось, что почти нисколько – все-таки от Москвы уже
порядочно отъехали! – и Люсинда приободрилась.
В это время компания уже разглядела ее белые волосы почти до
попы, длинные ноги и шикарный бюст и стала подбираться поближе, и она так
отматерила их, что они ушли, оглядываясь, как волки, и один даже пальцем у
виска покрутил.
Поезд прибыл в Ростов рано утром, и она долго сидела в купе
и не выходила – никто ее не встречал, еще не хватает!
Она потащила свой чемодан к выходу, только когда проводница
пошла по вагону, гремя к??ючами и заглядывая во все купе.
Здесь все было знакомо и близко, как будто вчера ее провожали
на московский поезд с лещом, клубникой, баклажанами и гитарой, на которой была
наклеена фотография Дина Рида!
Она выволоклась на привокзальную площадь, полную веселых
людей, толстых голубей и подсолнечной шелухи, тоже какой-то толстой.
И тут ее окликнули:
– Окорокова!
Она вздрогнула и отпустила ручку, чемодан грохнулся в
ростовскую пыль.
– Ты чего это свалила, я не понял?
Федор Корсаков на привокзальной ростовской площади почти
сидел на капоте алого «БМВ», и вид у него был очень недовольный. Бандану он
снял, и бритая башка сияла на солнце, и выглядел он угрожающе.
– Вы… как вы сюда попали?
– Приехал на машине!
– Зачем?!!
– За тобой, блин! У тебя талант, я разве не говорил?
Люсинда из стороны в сторону помотала головой, как лошадь.
– Талант, – сказал Федор Корсаков твердо. – Да еще какой.
Все мировые хит-парады будут наши, Окорокова, только поучиться надо малость!
Так что быть тебе звездищей!
– А как… вы меня нашли?
– Да чего тебя искать-то, Окорокова? Ты что, иголка в стоге
сена? Мне Пашка сказал, что ты отбыла на родину, ну и я за тобой сюда! У меня
ни твоего телефона, ни адреса нет, пришлось здесь ловить. Так что давай. Грузи
в рыдван манатки, – он распахнул нестерпимо сверкнувшую на солнце крышку
багажника, – показывай, куда ехать к маманиной ручке прикладываться, и того. В
Москву.
– Зачем?!
– Зачем, зачем, вот заладила! В консерваторию поступать,
блин! Учиться! Ты же затем приезжала, чтобы учиться? Ну, и давай я тебя отвезу
на учебу-то!
Она молчала. Потрясение был слишком сильным.
– Или чего? – Федя зашвырнул чемодан в багажник, легонько
захлопнул его и открыл перед ней, Люсиндой Окороковой, переднюю дверь алого
«БМВ». – Не хочу учиться, а хочу жениться? Так, что ли?
Она кивнула, не понимая, о чем он спрашивает.
– Ладно, – сказал Федор. – Там видно будет.
