Собака подошла к миске, понюхала и еще постояла в
нерешительности. Щенки возились на одеяле и пищали, уже сердито, вовсю. Собака
в последний раз оглянулась на людей и стала лакать. Она была очень здоровая, и
ей приходилось низко нагибать голову и сильно расставлять лапы, чтобы достать
до миски.
Ольга за руку потянула Хохлова, он сделал шаг назад, чтобы
не мешать, и издали они наблюдали, как ест большое и сильное животное, которое
голодало всегда. Застарелый голод, который никогда не утолялся, держал собаку
за горло, заставлял всхлипывать и стонать при каждом глотке, спина у нее мелко
тряслась, как в ознобе, лопатки ходили ходуном под свалявшейся шерстью.
Иногда она поднимала голову, отдувалась, оглядывалась по
сторонам и продолжала лакать.
– Пойду щи погрею, – тихонько сказала Ольга. – Не могу я на
нее смотреть.
– Мяса положи, не забудь.
Собака вылизала миску, загнав ее в самый угол, потом зашла
на одеяло, осторожно легла и в изнеможении прикрыла глаза.
Хохлов вытащил из угла миску, присел на корточки и погладил
псину по голове.
– Как тебя звать-то, красавица?
Красавица не отвечала. Она вдруг шумно повалилась на бок,
щенки засуетились и полезли ей под живот, и Хохлов понял, что она спит. Она
спит, как смертельно уставший, замерзший и изголодавшийся человек, который
приготовился умирать, но добрался до сторожки, где жарко натоплена печь и
сколько угодно тушенки, хлеба и чая.
Хохлов пошел на кухню и объявил, что щей пока не надо.
– Куда ты их денешь, Митя? Галя этого не переживет!
– Галя уже не пережила, – объявил Хохлов. – То есть я не
пережил Галю.
– Как?! Вы расстались навсегда?
– Ну тебя к шутам. – Хохлов сел и выложил на стол сигареты.
– Ладно, пристроимся как-нибудь. Найму няньку.
– Для щенков?!
– И для их мамаши. Оль, как ты думаешь, как ее зовут?
– Шарик?
– Сама ты Шарик! Она же девочка!
– Тогда, значит, Тяпа.
– Тяпа?
Хохлов задумался. Тяпа – хорошее имя для собаки, которую
нашли в подвале с детьми и чуть не удавили на месте. Только уж больно она…
огромная. Тяпа должна быть мелкой, вертлявой, хвост бубликом!
А какой хвост у этой собаки? Хохлов не обратил внимания.
– Ну, одного мы заберем, – сказала Ольга, как будто это было
нечто само собой разумеющееся. – Только пусть чуть-чуть подрастет. Интересно,
там есть хоть один мальчик? А остальные? Хотя что теперь думать, раздадим всех,
да, Мить?
Хохлов выбрался из-за стола, промаршировал к плите и с
чувством поцеловал ее в щеку.
– Ты что, Митя? – Кажется, она удивилась. Или в самом деле
не понимала?..
– Я нашел зажигалку, – сообщил Хохлов. – Она у меня в
куртке. И сломанные кусты, словно кто-то лез через сугроб. Эта милейшая
женщина, ваша домоуправ, сказала, что вчера кусты не были сломаны. Значит,
кто-то лез через них именно ночью, когда убили Кузю. Я не знаю, имеет это
отношение к делу или нет, но это странно.
– А зажигалку ты где нашел?
– Как раз с той стороны, где сломаны кусты. На ней написано
«Городское такси». Ольга, на вашу территорию такси пропускают?
– Ну да. Нужно только позвонить охраннику, и он пропускает.
– Значит, мне нужно поговорить с охранником, – решительно
сказал Хохлов, – а потом с таксистами, которые вчера вечером заезжали на
территорию вашего дома. Может быть, кто-то что-то видел. И еще с этой, из
восемнадцатой квартиры, которая гуляла с собакой и видела, как Димон стукнул
Кузю.
Хохлов вернулся за стол и закурил. Ольга стояла,
прислонившись к плите, и внимательно слушала.
– И пепельница! – добавил Хохлов, глядя на свою сигарету. –
Как она могла попасть на место преступления?
Глаза у Ольги вдруг налились слезами.
– Все дело в этой проклятой пепельнице! Они Димона арестовали
только из-за нее! Ну, не мог он, не мог стукнуть Кузю пепельницей в висок!..
– Он вообще не мог его стукнуть в висок и убить, вот в чем
штука, – сказал Хохлов задумчиво. – Если бы на Кузе была шапка, его невозможно
было бы убить, стукнув в висок. Ну, если только отбойным молотком! А на нем не
было шапки.
– Как – не было? – спросила Ольга и быстро отерла глаза. –
На нем совершенно точно была ушанка! Да он первого сентября ее надевает и
говорит, что так положено, потому что пришла осень! У него серый, здоровый
кроличий треух. И он совершенно точно был в нем!
– А Валентина Петровна, душевная женщина, говорит, что не
было на нем шапки! Он лежал головой в снегу, а ушанки не было! И менты искали
этот треух и не нашли. Вот тебе вопрос номер два: куда девалась его ушанка? Или
убийца унес ее с собой?
– Стоп, – сказала Ольга – Мить, я забыла. У него еще
портфель был. Синенький такой портфельчик, фирменный, им всем на конференции
такие раздали. Димон свой отцу подарил, а Кузя носил. И вчера он совершенно
точно был с ним! С портфелем и в шапке!
Хохлов помолчал.
– И нет ни портфеля, ни шапки, – произнес он задумчиво.
И тут вдруг одна мысль пришла ему в голову. Она была
настолько простой и понятной и настолько укладывалась в формулу «дважды два –
четыре», что ему стало стыдно. Так стыдно, что загорелись щеки, и он украдкой
глянул на Ольгу: не видит ли, что он покраснел, как пион.
И как они работают, эти сыщики из кино и детективов?! Почему
им в голову сразу приходят умные, правильные, логичные мысли?! Вот ему,
Хохлову, никакие такие мысли в голову не приходят, не годится он в сыщики, черт
побери! Может, он и был хорошим физиком, и предприниматель из него тоже ничего
получился, но не орел, ох, не орел!..
– Ольга, – сказал Хохлов придушенным от стыда голосом. –
Меня менты ночью вызвали в офис, и я поехал. Было два тридцать, я точно помню.
– Ну?
– И когда я выходил из подъезда, то не видел никакого трупа!
Потому что его там не было! А я об этом даже не подумал!
Ольга уставилась на него.
– Господи, Митя!.. Я же знала, что ты ночью выходил, но мне
даже в голову не пришло!.. Мы просто идиоты. Нужно срочно звонить в милицию.
– Да подожди ты! Выходит, Димон вышел Кузю проводить, они
опять подрались, и это видела соседка. С ней тоже нужно поговорить и узнать,
видела ли она у Кузи на голове шапку, а в руках портфель? Что было потом? Кузя
ушел домой, а после двух тридцати вернулся к вам во двор?! Чтобы его убили
именно здесь?!
