Когда в девяносто первом Ольгин муж и его друзья окончили
институт, рассчитывать уже было не на что. В общагу вселяли «навсегда». Но даже
приехав туда «навсегда» и отчетливо это понимая, люди все продолжали верить в
то, что рано или поздно на голову обязательно свалится это самое «светлое
будущее», и в ожидании его глупо мыть плиту и стеклить окна! Все временное, все
чужое, все казенное – а нам-то что, мы «светлого будущего» ждем, и пусть тут
всё крысы обгадят, и пусть темень, паутина и мрак, где-то там есть «настоящая
жизнь», вот дождемся ее и тогда заживем, раззудись, плечо, размахнись, рука!..
Сейчас Ольга Пилюгина, благополучная, устроенная, никогда не
живавшая в общагах, думала, будто точно знает, что нужно делать для того, чтобы
жизнь стала простой и прекрасной. С этим чувством знания и некоторого
превосходства над теми, кто позволяет себе так скверно жить (опускаться), она
потянула на себя фанерную дверь, под которую лезли с улицы длинные белые языки
снега, и вошла.
Ей показалось, что в «холле» очень темно, и она некоторое
время постояла, щурясь и соображая, куда ей идти. Окон не было, горела только
одна лампочка под потолком, и нельзя было понять, в какой цвет выкрашены стены.
Затоптанный плиточный пол и с левой стороны, перед выходом на лестницу,
одна-единственная распахнутая дверь.
Наверное, ей нужно туда. В эту распахнутую дверь.
Цокая каблуками по плитке, Ольга подошла к распахнутой двери
и постучала костяшкой согнутого пальца.
– Ау? – не слишком уверенно позвала она. – Ау, есть тут кто?
– Не в лесу, – строго ответили ей. – Чего аукаешь?
И на свет – вовсе не божий, а от слабосильной электрической
лампочки – выполз раритетный экспонат той самой эпохи, когда дискутировали в
диспутах и соревновались в соревновании. Экспонат был в платке крест-накрест, в
валенках с галошами и мятой сатиновой юбке. По платку и юбке было понятно, что
экспонат этот – дама.
Дама щурилась, как крот, по ошибке вынырнувший из норы на
самом солнцепеке, и что-то жевала. Проглотив, она крепко вытерла рот и
уставилась на Ольгу вопросительно.
Ольга улыбнулась.
– Здравствуйте, – сказала она сердечно.
– И тебе не хворать, – отозвалась экспонатная дама. – Чего
нужно? Ты хто?
На этот простой вопрос не было внятного ответа, и Ольга
поначалу растерялась, но ее мужа обвиняли в убийстве, а ее сын готовился
следовать за отцом практически в арестантские роты и даже нашел информацию об
этом в Интернете!.. Она не могла позволить себе спасовать.
– А я… из банка, – сказала она, решив, что «банк» звучит
достаточно солидно, – мне нужен Дмитрий Кузмин. Как мне его найти?
– Ищи-свищи! – ответила дама. – Вторую ночь не ночует! До
этого ничего был жилец, тихой, спокойной, не то что остальные, алкаши пропащие!
А тута как взбесилси! Не ночует, и не ищи его, гражданочка! Иди к нему в
работу, он в научной институте работает, если не выгнали ишшо!
– А… как вас зовут? – спросила Ольга и улыбнулась еще
ласковей.
– Баба Вера звать меня, сроду по-другому никто не звал!
– А по отчеству?
– Да на что тебе отчество мое? Баба Вера я, баба Вера! А
если тебе чего передать ему надо, так я за Кузминым не ответственная и
передавать не буду! Бумага до него третьего дня пришла, так он и не забрал ее,
ферт такой! Думает, раз ынтелехент, так ему можно бумагу не забирать! Я ему
кричу-шумлю: стой, гражданин Кузмин, стой, забери послание! А он даже на мене и
не посмотрел, и пошел, и пошел!..
– Бумага? Письмо, что ли? – переспросила Ольга. – А откуда
оно?
– А нам, гражданочка, до чужих бумагов делов нету! Откуда,
куды – не наше дело! Нам велено было передать, а раз не берет, так мы за ней не
ответственные! В штемпелях евонная бумага, видать, из Москвы!
– А… когда она пришла?
– Да говорю ж тебе, позавчера, гражданочка! А он ввечеру
явился не запылился, и пошел, и пошел! Я ему – забери бумагу! А он ко мне,
пожилому человеку, задом оборотился и гоголем, гоголем!.. – И она изобразила,
как именно он пошел «гоголем». – А то, что я без сменщика третий день, так это
всем без разницы! Грып у его, вишь ты, у сменщика! У его грып, а я сиди тута
одна!
Ольга пристально посмотрела на бабу Веру. Она не была похожа
на запойную или сумасшедшую, обыкновенная общежитская бабка.
Позавчера – это значит в день убийства. Позавчера – это
значит после того, как Димон подрался с Кузей возле подъезда. Выходит, тем
вечером Кузя явился домой, и баба Вера видела его и говорила с ним?!
Как это понимать?!
– Бабушка, – скороговоркой сказала Ольга, – а вы не помните,
когда это было?
– Чегой-то?
– Ну, когда Кузмин позавчера в общежитие явился?
– Да отчего ж мне не помнить, когда в радиоточке гимн
передавали? А гимн завсегда в полночь передают! Только это уж стали передавать,
когда я спать наладилась, а ферт наверьх ушел, и чегой-то там у их громыхало!..
Видать, Серега Почкин Маринку за волосы валдочил, у их это обычное дело.
Баба Вера пристально посмотрела на Ольгу, прищурилась и
вдруг выдала:
– А вот сдается мне, что ты не из банку! Чего ты
расспрашиваешь мене? У мене свои дела, у вас свои, и я за жильцами не
ответственная! Постой, да ты не подруга ли бывшей его?.. А? Бывшая-то тоже
позавчера являлась, налаживалась к нему, я, говорит, подожду его, впустите, баб
Вер! А куды ж я ее впущу, когда хозяина нету?! Говори прямо, подруга или не
подруга?
Ольга Пилюгина соображала очень быстро. Она сделала
покаянное лицо, изобразила смущенную улыбку, полезла в сумку и достала две
аппетитные сторублевки, ровненькие, не помятые, будто сейчас с монетного двора!
– Бабушка, – заговорщицким полушепотом сказала она и сунула
сторублевки в заскорузлую руку, – вы прям рентген в поликлинике! Насквозь
видите!
– А чего я тебе не реген? – польщенно сказала бабка, и
бумажки исчезли как по волшебству. – Я на службе, считай, полсотни годков! Ну,
говори, чего надо-то в самделе!
– Алиментов он не платит, – все тем же заговорщицким голосом
пояснила Ольга. – И взыскать по суду не можем, потому что дома его никогда нет!
– И-и, милая! Какие с него алименты! Как с кота драного! И
бывшая его, твоя подруга, побогаче будет, у мене глаз-то наметанный! У ней
шуба, вон, как у тебе, и агрегат длинный, на котором ездиет она! Дался он вам,
на алименты подавать! Только если уж так, для порядку…
– Для порядка, – согласилась Ольга, – конечно, для порядка.
– Оно верно. Порядок во всем должно соблюдать. Вся держава
под откос пошла из-за того, что порядок не соблюли! Да чего надо-то тебе? Чего
она тебя прислала, подруга-то? Небось проверить, дома он или нету! Так нету
его, вот тебе как на духу! И позавчера не было, как она приходила, и сейчас
нету, видать, на работу увалил!
