Воцарилось молчание, только дрова потрескивали в громадном
белом камине. Катька-зараза посмотрела на мужа.
– Ольга, я прошу меня простить, – начала она, будто по его
молчаливому знаку. – Кузя причинил нам много… горя и хлопот, и теперь мне
трудно искренне переживать о нем. По крайней мере, так искренне, как ты.
– Мне все равно, переживаешь ты или нет, – сказала Ольга
устало. – Димон в изоляторе временного содержания. Это так у них называется
тюрьма. И я должна узнать, кто на самом деле убил Кузю.
Катька-зараза встала, задумчиво вернула чашку на столик и
подошла к камину.
– Наверное, я ничем не смогу тебе помочь. Но зачем я
приезжала, вполне могу рассказать. Кузя не позволял Саше усыновить Женю. Мы
предложили ему денег, чтобы он подписал разрешение на усыновление.
– Он подписал?
– Он торговался, – сказала Катька-зараза и улыбнулась. От ее
улыбки у Ольги стало холодно в спине. – Довольно долго и достаточно успешно. Он
хотел дорого продать нам Женьку, и он это сделал.
– Он получил деньги?
– У нас был уговор – я открываю на его имя счет в банке и
привожу ему кредитную карточку. Банк по почте присылает выписку со счета, где
подтверждается, что сумма поступила. Для него это было очень важно: получить
выписку. Он все боялся, что мы его надуем.
– И позавчера ты привезла ему карточку?
– Да.
– А курьер из банка привез выписку?
– Да.
– Ты приехала, а Кузи нет, и ты не стала его ждать.
– Какое-то время я подождала, – возразила Катька-зараза. – А
потом уехала. Мне там тяжело, Ольга. Я не люблю… общежития.
Еще бы, подумала Ольга. Еще бы!..
Ты прожила там… сколько? Ну, лет восемь точно! Ты мыла
«холлы», готовила, устраивала новогодние елки и украшала ватными шариками
стены. Ватные шарики, собранные на ниточку, изображали снег. Ты таскала по
лестнице коляску, кипятила в ведре пеленки, и когда подруга отдала тебе
деревянный детский стульчик, из которого вырос ее ребенок, ты была так
счастлива, что потащила его на себе через весь город. Маршрутки тогда не
ходили, а в автобус со стульчиком было не влезть. Ты постоянно считала деньги,
на лице у тебя всегда было озабоченное выражение, как у замученной старухи, а
ведь ты была молоденькая, девчонка совсем!.. Хохлов, когда начал зарабатывать
деньги, придумал, как тебе помочь. Он приезжал в гости и привозил мясо – огромный
кусок мороженого мяса, похожий на полено. Он привозил, ты жарила четыре
отбивные, и примерно три четверти полена еще оставалось, и Хохлов никогда его
не забирал!.. Ты долго не сдавалась и все надеялась, что Кузя наконец-то тебя
«оценит», «поймет», ведь ты гордилась им и очень старалась его любить, и мы все
это видели!..
Он ничего не хотел понимать и не дал себе труда оценить твой
подвиг, и ты рыдала в суде, когда вы разводились. Кузя опаздывал, Светка
Лавровская караулила его у входа в суд, а сама Ольга – тогда вы были подругами
– сидела рядом с тобой, держала тебя за руку, как умирающую, и тревожно
заглядывала в глаза. Потом явился Кузя. На нем был шикарный джинсовый костюм,
который ты подарила ему на день рождения, подкопив деньжат, голубые глаза сияли,
а в руке он держал огромный желтый букет.
Черт его знает, то ли он до конца не верил в серьезность
твоих намерений, то ли решил, что стоит принести букет, и все вернется на круги
своя. Ты увидела букет, лицо у тебя стало землистого цвета, и, наверное, ты
упала бы в обморок, если бы Ольга и Светка не подхватили, не поддержали тебя, и
судья все увидела и поняла, и вас развели за пять минут.
– Пока! – сказал Кузя, когда вы все вышли из суда. – Зря ты
все это сделала!
И пошел по пыльной сентябрьской улице, веселый и беспечный,
уверенный в абсолютной своей правоте, а ты осталась хватать ртом воздух, как
рыба.
Уже потом, позже, он придумал легенду, что ты «никогда его
не понимала», что «высосала из него все соки», что «разбила его жизнь» и вообще
оказалась «заразой», а нам некогда и неохота было разбираться. Мы продолжали
дружить с Кузей, а с Катькой перестали, и как она жила до тех пор, пока не
попался ей этот самый Илья, владелец заводов, газет, пароходов и отелей, никто
из нас не знает.
Ольга Пилюгина рассеянно потерла лоб, избавляясь от
наваждения.
– Карточка, – пробормотала она. – Но карточку в банке может
получить только сам владелец, а ты говоришь, что ты ее привезла! Как это
возможно?
Катька-зараза махнула рукой.
– Ольга, ну что ты говоришь! Кузя написал на меня
доверенность, и мне все выдали. Нотариуса к нему в общагу тоже привозила я.
Кузя наотрез отказывался идти в контору и говорил, что у него нет времени на
стояние в очередях! Так, что, если в следующий раз баба Вера тебе скажет, что
со мной приезжал мужчина, знай, что это был нотариус. Ничего детективного.
– Сколько денег вы ему заплатили?
– Полтинник, – буркнул мужик. – А что такое?
– Пятьдесят тысяч… чего?
– Долларов, разумеется.
Бедная Ольгина голова пошла кругом. Пятьдесят тысяч –
гигантская сумма!..
– А зачем вам вообще это усыновление?! Женьке шестнадцать.
Через два года он станет совершеннолетним! Для чего такие сложности и такие
деньги?!.
– Ну, вам-то какая разница?! – почти закричал мужик.
Этюд «из жизни миллионеров» стремительно превращался в
картину «все люди одинаковы». Данный миллионер орал и возмущался, как самый
обычный мужик, которому не нравится, что к его жене пристают со странными
вопросами.
– Мне важно все понять, – как можно убедительнее сказала
Ольга. – Мы должны узнать, кто убил Кузю. Если вы не убивали, я должна
исключить вас из списка подозреваемых.
– Боже мой, – пробормотал мужик, будто враз обессилев. – Как
я раньше не догадался?! Вы чокнутая, да?
– Илья.
– Нет, ну, она же чокнутая?!
– Ольга, – твердо сказала Катя, – вопрос с усыновлением не
имеет никакого отношения к убийству. Мой муж гражданин Франции. Для того чтобы
Женька по достижении совершеннолетия получил свою часть акций в семейном
бизнесе, он должен быть сыном Ильи. Это записано в уставе корпорации, которой
владеет его семья. Для нас и для Женьки очень важно, чтобы Илья его усыновил.
Поверь мне, Кузя тут вовсе ни при чем!
Ну конечно, подумала Ольга быстро, ни при чем!.. Вам нужно
устроить свои финансовые дела, а Кузя вам мешает. Этот Илья нанимает человека,
который убивает Кузю и…
…и позвонил еще раз.
Тишина за глухой железной дверью, стилизованной под красное
дерево. Посреди двери было латунное кольцо, и Хохлов, устав прислушиваться, еще
поколотил в это кольцо.
