Глава 1
Жизнь ужасно несправедлива. Одной достается красота,
счастье, удачливость, другой не перепадает ничего. Но потом богиня судьбы
спохватывается и разом забирает у первой все.
Надюшке Киселевой мы завидовали всегда, и было чему. Хороша
она так, что даже бродячие собаки останавливались, чтобы посмотреть ей вслед.
Еще в школьные годы все понимали, что Надька выскочит замуж лет в восемнадцать,
потом разведется, а затем начнет бесконечно менять спутников жизни, подыскивая
достойного. Но Надя поступила в медицинский и, несмотря на то, что вокруг нее
вечно роились кавалеры, по гулянкам не носилась. Став детским врачом, Надюша
попала в поликлинику, где в основном работали женщины. Одним словом, когда ей
исполнилось двадцать семь, народ начал считать Киселеву старой девой.
«Провыбиралась, – желчно констатировала Анюта Шахова, – все,
теперь каюк, мужикам подавай молоденьких».
Но Надя удивила всех. Поехала отдыхать в Крым и вернулась с кавалером.
Да с каким! Красавец, умница и тоже врач.
– Погодите, девки, – злилась Анюта Шахова, – курортные
романы, они такие. Поверьте мне, старой, стреляной лисе, у этого Богдана небось
имеется парочка бывших жен, штук шесть детей и мамаша с гипертонией.
Но Надюшке, как всегда, повезло. Богдан оказался сиротой,
никаких жен и ребятишек в анамнезе не имел и просто сох по Киселевой. Сыграли
свадьбу, Анюта Шахова была свидетельницей. Я несла букет невесты, потом гуляли
целую ночь в ресторане «Прага».
– Долго Надька бобра искала, – шепнула мне Анюта, – мы-то,
дуры, все в любовь игрались, и что? Сидим теперь в дерьме по уши, с детьми, без
алиментов. А Надюха хитрая. В молодости нагулялась, теперь в ярмо полезла. Эй
ты, Лампа, чего молчишь?
Я пожала плечами. А что ответить? С Надюшей я знакома с
детства. Мы жили с ней на одной лестничной клетке, но почему-то не стали
лучшими подругами. Может быть, оттого, что были тотально заняты? Я ходила в
музыкальную школу, а Надя – в спортивную секцию. Она и в детстве была очень
красива, но, в отличие от милых женщин, рассчитывающих только на внешность,
Киселева обладала железной волей и целеустремленностью. В молодости она не
гуляла, а училась. Наверное, за хорошее поведение господь и наградил ее таким
мужем, как Богдан. Одна беда, дети у них никак не получались. Надя очень
переживала, а Богдан всем говорил:
– Зачем нам ребятишки? У меня Надюша есть.
– Бывает же людям счастье, – заявила один раз Шахова, – ни
пеленок, ни ботинок, ни воплей… Вот уж везет, так везет.
Причем ляпнула она это прямо в лицо Наде на каком-то
семейном празднике, куда была приглашена в качестве лучшей подруги. Надежда
ничего не ответила, а я возмутилась:
– Думай, что говоришь!
Анюта фыркнула и отправилась курить на балкон.
– Ей бесполезно делать замечания, – улыбнулась Надя, – не
порти себе нервы.
– Как ты можешь с такой дружить? Она тебя ненавидит.
– Ну, это сильно сказано, просто Анюта слегка завидует тем,
у кого жизнь складывается удачнее, чем у нее, – спокойно ответила Надюша, – мне
жаль Нюшу.
В этом высказывании вся Надя. Что же касается везения, то
оно пошло к Киселевой непрерывным потоком. Сначала они с мужем написали
кандидатские диссертации, а в 1996 году открыли частную лечебницу. Несмотря на
огромную конкуренцию в мире медицинских услуг, дела у них завертелись на
зависть многим. Надя и Богдан оделись, купили дорогие иномарки, начали ездить
по три раза в год отдыхать в Испанию, и было очевидно, что всех заработанных
денег им не потратить никогда. Казалось, у Нади не жизнь, а масленица. Но
девять дней тому назад все разом кончилось.
Богдан вместе со своим заместителем Егором Правдиным
отправились по делам за город, подробности того, что произошло потом, мне
неизвестны. Знаю только, что по дороге, почти на въезде в Москву, у них
отчего-то загорелась машина, джип, хороший, дорогой, практически новый
автомобиль. Он принадлежал Богдану, и сам хозяин находился за рулем. Егор успел
выскочить, а водитель нет. Обгоревшее до головешки тело Богдана достала служба
МЧС. Мы похоронили его на Митинском кладбище, вернее, сожгли то, что осталось,
в крематории.
Надя держалась изумительно. Анюта Шахова падала в обморок,
билась в рыданиях, демонстративно пила валокордин и рвала на себе волосы.
Вдова, внешне достаточно спокойная, стояла возле гроба. По ее щекам не текли
слезы, и она не опиралась ни на чьи руки. Просто молча смотрела на закрытый
гроб. Но я увидела, что у нее мелко-мелко дрожит щека, и поняла, что Надюша еле
сдерживается. Просто хорошее воспитание не позволяло ей кликушествовать.
Потом были поминки, на которые собралось безумное количество
людей. Нанятые официанты сбились с ног, таская блюда с блинами. Сначала, как
принято, выпили за помин души, сказали массу хороших слов вдове, клялись в
вечной любви и дружбе. Затем, поднабравшись, заговорили о своем, понесся смех…
Не хватало только оркестра и плясок.
Но, как водится, обещавшие вечную преданность наутро забыли
о вдове и сегодня, на девять дней, собралось всего одиннадцать человек.
Я не люблю ходить на поминки, честно говоря, просто не знаю,
как себя на них вести. Веселиться нельзя, сидеть со скорбным лицом глупо,
поэтому при первой возможности я убежала на кухню и попробовала помочь по
хозяйству. Но домработница и горничная весьма вежливо вытеснили меня в холл,
пришлось возвращаться в гостиную. Я уже почти дошла до комнаты, когда раздался
звонок. Горничная Соня высунулась из кухни и, показывая мокрые руки, попросила:
– Евлампия Андреевна, не сочтите за труд, откройте, а то я
посуду мою.
Я загремела замком. На пороге возник странный парень, лет
семнадцати с виду, одетый плохо, вернее, бедно.
– Телеграмма, – рявкнул он, – Надежде Киселевой, это вы?
Думая, что кто-нибудь из знакомых прислал соболезнование, я
пробормотала:
– Давайте.
– Вы Киселева? – не сдавался юноша.
– Можете отдать мне.
– Нет, – протянул курьер, – требуется расписаться.
– Где квитанция?
– Фигушки, – совершенно по-детски заявил работник почты, –
зовите Киселеву.
Видя такое рвение, я кликнула Надю. Та получила небольшой
листок, развернула его и, сильно побледнев, опустилась на стул.
– Что? – испугалась я. – Мама?
