– Откуда ты знаешь?
– Ей-богу, недосуг объяснять, просто поверь, ничего
криминального, обычное самоубийство.
– Значит, Надю довели до суицида, по-моему, даже статья
такая есть в кодексе.
– Она тут ни при чем!
– Миша!
– Я почти сорок лет Миша, – рявкнул майор, – дел по горло
висит, а теперь еще Вовкины папки разгребать придется. Нашел, когда травиться.
Вот взял бы отпуск и лопал пельмени от пуза. Теперь сам в больнице, а работу
мне! Ловко вышло. А ты в другой раз, когда труп найдешь, звони не Вовке, а в
район, сделай милость. Без тебя дел невпроворот. Надежда Киселева сама приняла
решение уйти из жизни, сама прыгнула. Крэкс, фэкс, пэкс, была девочка, стала
трупиком. Ничего особенного. Загляни в сводку по городу, каждый день такие в
наличии: вешаются, травятся, стреляются, из окон сигают! Хорош болтать.
И он шлепнул трубку. Я в задумчивости выглянула в окно.
Позиция Мишки понятна. Он имеет в производстве с десяток дел, на каждое из
которых определен срок сдачи. Лишняя головная боль господину Ларионову ни к
чему, поэтому он постарается всеми правдами и неправдами избавиться от
дополнительной докуки. Вот Вовка, тот не такой, Костин, словно охотничья
собака, хватает след сразу. Но майор выбыл на какое-то время из игры. Небось
проболеет неделю, если не больше. И что получится?
Выйдет Вовка из больницы, возьмется за свои дела и
обнаружит, что хитрый Ларионов уже списал папочку в архив. Естественно, Володя
возмутится, он не первый раз ругается с ленивым Мишкой, только время будет
безвозвратно утеряно.
Я открыла форточку и поежилась от ледяного воздуха. Как
правило, Костин помогал нам, теперь настал мой черед. Займусь расследованием
сама, зря, что ли, занимаю пост начальника оперативно-следственного отдела,
соберу факты, систематизирую… Костин часто говорит:
– Преступление хорошо раскрывать по горячим следам.
Вот выпишется Вовка, а я ему на стол папочку!
Воодушевленная до крайности, я полетела во двор. Поеду на
работу, сообщу Федоре о том, что нашла клиента. Правда, не ясно, кто оплатит
мне работу по делу Киселевой… Ладно, черт с ними, с деньгами. «Не догоню, так
согреюсь», – говорит петух, преследуя курицу. Вот и я не заработаю, зато получу
наконец интересное занятие. Господь явно предназначил меня для детективных
расследований.
Убедившись, что Капа, весело напевая, возится на кухне, я
схватила куртку и выскочила на улицу. Первым делом съезжу к Анюте Шаховой, уж
она-то точно знает, кто и почему ненавидел Надюшу. На улице гололед, поэтому
сяду в метро. Анюта целыми днями толчется дома. Объясняется сей факт просто:
она переводчица, причем хорошая. Переводит серьезные, толстые книги по
психологии, философии, социологии. Я всегда ей завидовала, видя, с какой
легкостью Анюта переходит на немецкую речь. Мне так и не удалось выучить как
следует хоть один язык, все детство провела в обнимку с арфой. Сначала была
музыкальная школа, потом консерватория. Моя мама, оперная певица, считала, что
дает дочке в руки стабильную, очень хорошую профессию. Никто ведь не знал, что
грянет перестройка и симфонические оркестры станут практически не нужны.
Вот почему я теперь настаиваю, чтобы Лиза и Кирюшка
вызубрили как следует английский. Знание языка – это кусок хлеба с маслом,
часто с сыром, а иногда даже с икрой. Мало ли, как жизнь повернется, всегда
можно пойти репетировать двоечников. Но Анюте нет необходимости носиться, роняя
тапки, по квартирам тупоголовых деток. Она дорогой гость в издательствах,
выпускающих научную литературу. Люди, занимающиеся переводом, живо объяснят
вам, что человек, «перетолковывающий» прозу, и индивидуум, занимающийся научной
литературой, – это разные люди. Фразу «Оголенный проводник пролегает под
полом», «литературные» переводчики мигом переведут как «Голый кондуктор бежит
под вагоном». И так во всем, поэтому Нюшу, спокойно говорящую на научном
суахили, холят и лелеют. Меня всегда удивляло, как в одном человеке
одновременно уживаются хамство, беспардонность, ум и отличное владение
иностранным языком. Потому что Шахову можно назвать нахалкой, а вот идиоткой
нет.
– Это ты, – разочарованно протянула Аня, открыв дверь.
– Ждешь кого-нибудь? – бодро поинтересовалась я, делая вид,
что не вижу ее кислой мины.
– Нет, – пробубнила Аня и со свойственной ей хамской
откровенностью добавила: – Тебя тоже не ожидала.
– Значит, это сюрприз, – подвела я итог и, не дожидаясь
приглашения, пошла на кухню.
Пришлось Аньке, скривившись, доставать из шкафчика кофе, а
из холодильника кусок сыра.
– Уж извини, – пробубнила она, – конфет нету.
– И не надо. – Худеешь? – неодобрительно окинула меня
взглядом Нюша.
– Не-а, – заявила я, – просто не хочется.
– Хорошо тебе, а меня прямо трясет при виде шоколадок, да уж
в 52-й размер не влезаю, – вздохнула Аня, – ну что надо, выкладывай.
– Знаешь, где я работаю?
– В сыскном агентстве, – хмыкнула Нюша, – на мой взгляд,
отвратительное место, совершенно не подходящее для интеллигентного человека.
– Ага, – кивнула я, – верю, но сейчас на моем столе
очередное дело – об убийстве Нади Киселевой.
Хорошенькая красненькая чашечка в белый горошек выпала у
Нюши из рук. Стукнувшись о стол, чашечка перевернулась, коричневая жидкость
ручейком устремилась на пол.
– Ты чего, – забормотала Аня, пятясь к столу, – что такое
врешь… про Надьку.
Я прикусила язык, но было поздно. Слово не воробей, вылетит
– не поймаешь. Да уж, сваляла я дурака. Надюша погибла этой ночью, откуда бы
Аньке знать о происшествии? На часах только полдень.
– С ума сошла, – бормотала Нюша, махая руками, – совсем
плохая, да?
Пришлось рассказать подробности. Узнав детали, Нюша посерела
и села на табуретку.
– Господи, – застонала она, – говорила же ей! Сколько раз
предупреждала, нет, ей словно глаза затмило. Богданчик, Богданчик… Вот,
дождалась.
– Чего? – осторожно поинтересовалась я.
– Того, – рявкнула Нюша, – в ответ на свою любовь. Ах он,
сукин кот, и она хороша, дрянь!
– Кто?
– Богдан! – заорала Нюша, теряя самообладание, – Богданчик,
любименький. Вы-то все его обожали, одна я правду знала, да молчала, Надьку
жалела. Намекала ей изредка, но с Надюхи все прямо стекало. Не понимала, что я
имею в виду, или не хотела понимать…
– Ты о чем?
