Пришлось возвращаться на кухню и разглядывать ложечки, шесть
с загогулинками на ручке, четыре с орнаментом. Поразмыслив пять минут, я
приняла единственно правильное решение, швырнула ложки в мойку и пошла спать.
Представляю, какими обозленными явятся домашние назад, пусть уж лучше сами
вновь пересчитывают ложки, а то ведь заорут хором:
– Все из-за тебя, Лампа!
Глава 16
К доктору Альберту Константиновичу Бобрину я прибыла ровно в
одиннадцать. Но встать мне сегодня пришлось в шесть утра. До визита к врачу
пришлось ехать в Лианозово к Светлане Михайловне и брать у нее историю болезни
Славы.
Бобрин принял «клиентку» радушно, быстро пролистал пухлый
томик, раздувшийся от бланков анализов, и мягким, чарующим голосом сообщил:
– Очень правильно, что хотите помочь сыну.
– Мужу, – на всякий случай поправила я его.
Альберт Константинович глянул на год рождения, потом
покосился на меня, я уже хотела сказать коронную фразу Капы. «Покажите закон, в
котором сказано, что дама моих лет не имеет права сбегать в загс с двадцатипятилетним
парнем», – но врач ласково поправился:
– Ну да, мужу. Положение у него серьезное, я даже скажу,
крайне серьезное, хорошо бы нам сделать операцию на следующей неделе.
– Но нужна донорская почка.
– Естественно.
– Вы найдете ее за такой короткий срок?
– Голубушка, – расцвел в улыбке Бобрин, – вы только
заплатите пятнадцать тысяч, остальное – наше дело.
– Но я не хочу, чтобы Славе пришили бог знает что! – Это
невозможно.
– Еще подсунете гнилушку, которая никому не подошла!
В глазах Альберта Константиновича мелькнул злой огонек, но,
очевидно, мысль о пятнадцати тысячах «зеленых» лучше любой валерьянки
сдерживает гнев, потому что хирург мило ответил:
– Понимаю вашу тревогу, но все будет в лучшем виде.
– Где же вы возьмете орган?
– Ну это вам знать ни к чему, имя донора мы не сообщаем.
– Да?
– Таковы правила.
– Я заплачу деньги только в одном случае, если собственными
глазами увижу больницу и сумею убедиться в том, что она оборудована как
следует.
– Хорошо, – ответил Альберт Константинович и взял телефон.
Спустя пять минут в руках у меня была заветная бумажка.
– Клиника за Красногорском, – напутствовал меня Бобрин, – в
лесу, райское местечко. Вам нужен инфекционный корпус.
– Что?!
– Не пугайтесь, – улыбнулся врач, – нам ни к чему лишние
свидетели, поэтому на дверях вы увидите всякие странные таблички, шагайте
смело, это камуфляж. Обратитесь к Рыбаковой Алле Станиславовне, она вас ждет.
Посмотрите все, потом привезете мне денежки – и с богом.
Я села в «Жигули» и покатила в больницу. Милый, улыбчивый
Альберт Константинович не обманул. Место, где предлагали соперировать Славу,
выглядело словно элитный дом отдыха. Несколько двухэтажных корпусов, стоящих на
значительном удалении друг от друга. Наверное, летом тут и впрямь райское
местечко, когда вот эти большие деревья покрываются зеленью, воздух наполняет
свежесть.
Территория была окружена забором, и охранник не впустил мою
машину. Я бросила «Жигули» возле автобусной остановки и принялась изучать
указатели «Хирургия», «Гинекология», «Терапия», а вот то, что нужно.
Дорога вилась между сугробами. Тут и там виднелись
чистенькие лавочки, то ли здесь отлично работал дворник, то ли больные вытирали
места для сидения сами. Внезапно дорога закончилась, впереди вилась узкая
тропка. Я шла и шла, минут через десять в голову закралась мысль: может,
перепутала дорожки? Но именно в эту минуту деревья внезапно расступились, и
прямо передо мной возникло плоское, одноэтажное здание, украшенное табличкой:
«Инфекционное отделение, вход строго по пропускам». Железная дверь оказалась
запертой, я позвонила. В глазке мелькнула тень, а из динамика донесся каркающий
голос:
– Вы к кому?
– К Рыбаковой Алле Станиславовне.
Дверь лязгнула, я юркнула в приоткрывшуюся щель. Девушка лет
двадцати, черноволосая и кареглазая, весьма сухо велела:
– Куртку вешайте на крючок, обувь снимайте.
– А где номерок?
– Оставляйте так, у нас не крадут, – резко ответила
медсестра и сунула мне пакет, – одевайте.
Внутри оказались бумажные, одноразовые вещи: пижама, тапочки
и шапочка.
– Свое складывайте, – велела девица, увидав, что я хочу
натянуть штанишки на джинсы.
Потом меня, облаченную во все стерильное, доставили в
кабинет. Полная, румяная, совершенно роскошная дама, которая могла бы служить
моделью для Кустодиева, приветливо сказала:
– Это вы от Альберта Константиновича? Пошли.
Мне показали комнату, отделение, операционную, блок
интенсивной терапии. Придраться было не к чему.
– Понравилось? – цвела улыбкой Алла Станиславовна.
Я кивнула:
– Но есть вопросы.
– Конечно, дорогая.
– Можно навещать больного после операции?
– Не рекомендуется, исключительно из соображений
безопасности. Вы можете принести инфекцию.
– Выписку даете?
Алла Станиславовна замялась:
– А вам надо?
– Конечно! Как же дальше лечиться.
– Мы отпускаем больных работоспособными.
– И все же, вдруг чего?
– Тогда только к нам. Естественно, если по нашей вине
случилась неприятность, все сделаем бесплатно.
Очевидно, на моем лице отразилась сложная гамма чувств,
потому что Алла Станиславовна мигом добавила:
– Поверьте, четыре года работаю, ни одной жалобы.
– И не умирают?
Рыбакова развела руками:
– Мы же не боги. Всякое случается, у каждого врача, как
говорится, имеется свое кладбище, но не надо думать о плохом.
Но я упорно подбиралась к интересующей меня теме.
– Карточки заводите?
