После девятого класса Женя пошла в медучилище, но в
дальнейшем видела себя врачом, непременно хирургом. Вот она, в шапочке и маске,
устало опустив руки, выходит в коридор, где маются родственники смертельно
больного человека.
– Будет жить, – говорит Женя и снимает маску.
Толпящиеся в коридоре люди восхищенно вскрикивают. Такая
молодая, невероятно красивая и жутко талантливая!
После медучилища в институт ее взяли сразу, жизнь казалась
безоблачной. Но потом папу, у которого давление давно зашкаливало за двести,
хватил удар, и Женечка осталась с парализованным инвалидом на руках. Мысль о
том, чтобы сдать отца в специализированный интернат, Женя отмела сразу. Она как
раз недавно была в подобном заведении на практике и видела, как там относятся к
беспомощным калекам. А папу Женя очень любит и не хочет, чтобы он страдал.
Пришлось переводиться на вечерний и спешно искать работу. Бедная Женя носилась
колбасой, разрываясь между больницей, институтом и теми больными, которые звали
ее делать уколы на дом. Еще хорошо, что папа согласился лежать в памперсах,
понимая, как дочери тяжело отстирывать постельное белье.
Денег не хватало ужасно. Зарплата медсестры невелика, Жене
платили девятьсот рублей, еще тридцать можно было получить, сделав частным
образом внутримышечный укол. Впрочем, Женя больше радовалась, когда звали
делать внутривенные, те стоили пятьдесят. Одним словом, когда все складывалось
благополучно и имелись «левые» пациенты, на круг получалось около двух тысяч
плюс папина пенсия. Сами понимаете, на такую сумму не разбежишься, а содержание
дома хронического больного стоит дорого. К тому же папочка, как большинство
несчастных лежачих, стал требовательным, нервным, мог плакать или злиться без
всякой причины.
К вечеру Женя уставала так, что ноги казались налитыми
свинцом. Какие там дискотеки, вечеринки и веселые студенческие приключения, в
голове билась только одна мысль: где взять денег, денег и еще раз денег!
Как-то раз Женя брела домой после занятий. В последнее время
наука плохо лезла в голову, и преподаватели начали делать ей замечания.
Настроение поэтому было препротивным, а в кошельке тосковала последняя сотня.
Вот Женя и пыталась решить тяжелую проблему, как распорядиться данной суммой, то
ли купить продуктов, то ли новые колготки. А еще хотелось губную помаду и тушь…
Женечка застыла в подземном переходе у ларька и пробежала глазами по полкам –
ценники пугали.
– Женя, – раздался над ухом знакомый властный голос.
Девушка вздрогнула. Около нее стояла невесть откуда
взявшаяся Вероника Ивановна, преподавательница анатомии. Та самая, которая
только что на семинарском занятии сделала Жене замечание.
– Парфюмерией любуешься, – хмыкнула профессорша, – духи
решила купить?
Женечка глянула на флакон, на котором болтался ценник
«2500», и буркнула:
– Нет.
– Правильно, – одобрила Вероника Ивановна, – ступай домой,
голубушка, нечего о ерунде думать, лучше учись как следует, что-то ты последнее
время совсем от рук отбилась. На семинарах спишь, вся зеленая, небось кавалера
заимела. Вечная история. Любовь разведут, а занятия побоку. Ладно бы в
библиотечном училась, пропустила лекцию, и черт с ним, но ведь собираешься
доктором стать, принимать ответственность за чужую жизнь и балбесничаешь. Не
стыдно?
От несправедливости упреков у Женечки брызнули слезы из
глаз. Испугавшаяся столь бурной реакции на свои слова, Вероника Ивановна
оттащила девушку к стене и велела:
– Быстро говори, что случилось!
Женя, до сих пор никому ни разу не пожаловавшаяся на трудную
жизнь, внезапно разразилась истерическими рыданиями, а потом выложила сердитой
профессорше все про папу-инвалида, частных пациентов, отсутствие денег,
порванные колготки и безумно дорогую помаду.
Вероника Ивановна выслушала студентку и спросила:
– Живешь далеко отсюда?
– Рядом, в двух шагах.
– Пошли, – велела профессорша.
– Куда?
– К тебе.
Очевидно, Вероника Ива??овна решила проверить, правду ли
говорит девушка.
На следующий день раздался телефонный звонок.
– Езжай к Маргарите Михайловне, – велела профессорша, – это
моя подруга, у нее большие связи в мире медицины, она обещала тебе помочь, пиши
адрес.
Женя схватила бумагу с карандашом.
Маргарита Михайловна порасспрашивала девушку, потом сказала:
– Вижу, ты человек положительный, да и Вероника Ивановна
тебя характеризует с лучшей стороны. Скажи, язык за зубами держать умеешь?
Женя кивнула:
– Я не болтлива.
– Это хорошо, – пробормотала нанимательница, – потому что
есть одно потрясающее местечко, работы, правда, много, но учиться сможешь, да и
зарплата хорошая – пока станут платить триста долларов. Покажешь себя с лучшей
стороны, прибавят.
– Сколько, – пролепетала Женя, не веря своим ушам, –
сколько?
– Три сотни зелеными бумажками, – спокойно повторила
Маргарита Михайловна, – но только в том случае, если будешь держать язык за
зубами.
Женечка закивала, да за такие офигенные деньги она скорей
проглотит язык, чем сболтнет лишнее.
Так она попала в «Инфекционное отделение». То, что врачи
занимаются незаконным бизнесом, стало понятно сразу. Всего в штате состояло
одиннадцать человек. Три врача, две медсестры, два анестезиолога – минимум,
необходимый для операций по трансплантации, потом две ночные медсестры и две
дневные. Ни с кем из девушек Женя не дружила, да и не приветствовались тут
посиделки с тортом. Как общались между собой врачи, Женя не знала, а медсестры,
сухо кивнув друг другу, расходились по рабочим местам. Единственная, кто
нравился Женечке, так это Лена.
– Она такая жалостливая, добрая, – вздыхала девочка, –
всегда старается всем помочь, улыбается…
Скоро Женя окончательно разобралась в том, что происходит в
отделении, в ее душе поселился жуткий, патологический страх. Честно говоря,
хотелось бежать из «Инфекции» куда глаза глядят, но мысль о деньгах
останавливала, тем более что начальство, довольное исполнительной, молчаливой
Женей, повысило ей оклад до пятисот долларов. Маргарита Михайловна намекнула,
что это не предел. Вот Женя и ходила исправно на работу, хотя при виде любого
человека в милицейской форме сердце ее начинало бешено колотиться.
