– Вот видишь, – радостно заржал Саврасов, – даже
такая, как ты, и то бы не стала идиотничать!
Я молча проглотила оскорбление и поинтересовалась:
– Имя ее знаете?
Саврасов издал звук, больше всего похожий на хрюканье, потом
пробормотал:
– Эфигения.
– Издеваешься, да? – обозлилась я.
– Почему? – веселился Жора. – Кое-кого у нас зовут
Евлампией, а эту красоту неземную Эфигенией кличут.
– Таких имен не бывает!
– Вот и я об этом же думаю, – сообщил Жора, –
псевдоним у нее, так сказать, для работы. Ну знаешь, как писатели на обложках
одно имя пишут, а в жизни совсем по-другому зовутся. Маринина совсем не
Маринина…
– Я в курсе того, что такое псевдоним. Только зачем он этой
Эфигении понадобился? Она актриса, певица или романы строчит?
– Не, – заржал Жора, – покруче будет, гадалка.
– Кто?
– Потомственная цыганка в десяти поколениях, Эфигения Роме,
гадание по линиям судьбы и на картах, – отчеканил Саврасов.
– Ну и где эта дама живет?
– Понятия не имею.
– А настоящее ее имя знаешь?
– Кто ж его мне скажет?
– Хороша информация, – вскипела я, – предлагаешь
искать бабу, имя которой «никак» и живет она «нигде»?
– А зачем ее искать? – удивился Саврасов.
– Сам же сказал, что ревновала Эдьку…
– Просто как зверь, – подтвердил Жора, – стекла
била и орала: «Имей в виду, если не мне, то и никому не достанешься. Узнаю, что
с другой бабой связался, – убью!» Только искать ее нет нужды.
– Почему?
– Да она все время в своем салоне сидит, клиентов поджидает.
И такой человек еще смеет упрекать меня в глупости!
– Быстро говори адрес салона, – прошипела я.
– Не знаю!
Честное слово, мне захотелось его стукнуть.
– Не знаю, – как ни в чем не бывало повторил
Саврасов, – только название слыхал, «Дельфийский оракул», небось по
справочной легко отыскать. Ох, чует мое сердце, из-за бабы сгинул Эдька, и
потом, знаешь…
– Что?
– Я немного знаком с криминальным миром… Малевича убили
заточкой…
– Ножом!
– Ну да, считай, что это одно и то же, острая железка. Вот
ты видела труп, скажи, куда ударили, в спину?
– Нет, в левый бок.
– Ну теперь подумай сама. Это же надо близко подойти и пырнуть.
Да ни один профессиональный киллер на такое в месте, подобном «Макдоналдсу», не
пойдет. И зачем вообще убивать в ресторане? Прямо мексиканский сериал! Обычно
проще делают.
– Как?
– О боже, ты что, «Новости» никогда по телику не смотришь?
Убивают в подъезде, во дворе, когда жертва из машины выходит… Пиф-паф, и
готово. Оружие бросят, и ищи ветра в поле, заказные убийства редко раскрывают,
даже такие громкие и шумные, как устранение этого, из телевизора, ну как его…
«Поле чудес» еще вел.
– Влад Листьев.
– Точно. Вся милиция искала, а толку чуть. У Эдьки никогда
охраны не было, плевое дело его шпокнуть. А тут «Макдоналдс». Нет, думаю, это
баба сделала! Знакомая. Подошла к столику, подсела, он ей сказал, что с другой
обедает… Ну бабенка и ткнула бывшего любовничка, не сдержалась от злости,
типично женский поступок. Ищи эту Эфигению, не ошибешься, ее рук дело.
Я в задумчивости посмотрела в окно. Много ли найдется в
столице женщин, носящих в сумочках заточки?
– И у нее с собой всегда нож был, – продолжал Жора. –
Мы один раз ужинали вместе в ресторане, а Эдьке Гема позвонила, зачем-то он
срочно ей понадобился. Ну Малевич и затряс хвостом: «Эфигения, давай тебя домой
отвезу, а то, извини, надо уезжать». А она глазищами своими огромными как
сверкнет: «Беги, беги к любимой женушке, без тебя обойдемся». Одним словом, они
поругались. Эдька психанул и уехал. А мне неудобно, на улице темно, не ровен
час к бабе кто пристанет. Она девка красивая, золотом обвешанная… Я и
предложил: «Поехали, домой в лучшем виде доставлю».
Девица, красная от злости, рявкнула: «Обойдусь!»
«Ладно тебе сердиться, собирайся, подвезу», – спокойно
предложил я, но она дернула плечом и сказала: «Такси возьму, не нуждаюсь в
твоих услугах!»
Тогда я спросил: «И не боишься ночью к незнакомому мужику
садиться? А ну как завезет тебя в темный уголок и под юбчонку полезет?»
Эфигения раскрыла сумочку, показала заточку и прошипела:
«Пусть попробует, мигом яйца отрежу».
Не баба, ядовитая змея, да и только.
Когда мы, закончив разговор, вышли из конторы, с неба
повалил крупный, мягкий, картинный снег, кладбище вмиг стало белым. Возле одной
из стен колумбария ярко светил фонарь. Пока Жора прогревал мотор своего
автомобиля, я стала читать надписи на досках. Где здесь кошки и собаки? «Караваева
Анна Петровна. 1927—1999 гг.», «Велехов Сергей Андреевич. 1942—2000 гг.»…
«Любимый сыночек семьи Рогозиных. 1988—2000 гг.», а вот еще: «Спи спокойно,
дорогая доченька Марта Федина. 1990—2000 гг.». Интересно, как бы отнеслись Анна
Петровна и Сергей Андреевич, узнай они, кто оказался их соседями по колумбарию?
Хотя, если подумать, люди намного противней собак и кошек, во всяком случае, им
в голову приходит совершать такие поступки, какие никогда не сделает ни одно
животное. Например, пырнуть ножом бывшего любовника.
Глава 10
Домой я вошла на цыпочках. Дверь по-прежнему отсутствовала,
но пустой проем украсился занавесками, на которых болтался листок с
объявлением: «Осторожно, в квартире четыре страшно злобные собаки».
Усмехнувшись, я отодвинула цветастые шторки, шагнула вперед
и наступила в нечто большое и мягкое… Раздалось рычание и потом гневный,
возмущенный лай стаффорширдской терьерихи.
– Фу, Рейчел, фу, – бормотала я, выпутываясь из
шубки, – да замолчи, совсем с ума сошла? Хозяйку не узнала?
Но собака не успокаивалась. «Гав, гав», – заливалась
она все громче и громче.
Поведение Рейчел меня удивляло. Обычно она издает одно
короткое «вау» и тут же умолкает, это Ада любит брехать по каждому поводу,
впрочем, и без повода тоже. Но сейчас мопсиха молчала, зато Рейчел просто
заходилась.
Застучали двери, вспыхнул свет. Домашние вылетели в коридор
кто в чем был… Кирюшка в трусах, Сережка в пижамных штанах, Юлечка, Катя и Лиза
в ночных рубашках. В довершение картины с лестницы донесся сонный голос
Костина:
