– Петровка, тридцать восемь, – отчетливо повторила
Жанна, – это улица такая, в центре Москвы, не волнуйтесь, я покажу, как
проехать.
– Знаю, – буркнул шофер.
Юров не подвел, пропуска лежали в окошечке, а сам Генка был
на месте.
– Что случилось? – брякнул он, уставившись на
Жанну. – Проблема в чем?
– Знакомься, – сказала я, – Жанна, супруга Виктора
Климовича Подольского, широко известного в ваших кругах как Бешеный. Она очень
хочет посмотреть на бумаги, которые тут хранятся, ну те, что касаются ее мужа.
Секунду Генка смотрел на нас не мигая, потом спросил:
– Вы удрали из психушки? Из поднадзорной палаты? Обе?
– Нет, – мило улыбнулась Жанна и положила перед Юровым
свой паспорт, – что касается лично меня, то я являюсь абсолютно душевно
здоровой личностью, без всяких фобий и комплексов…
Юров машинально открыл бордовую книжечку.
– Подольская Жанна Леонидовна…
– Там, на другой страничке, штамп о браке…
Генка буркнул:
– Давайте пропуска.
– Зачем? – спросила я.
– Подпишу, и валите отсюда, а с тобой, Лампа, разговор
особый!
– Генчик, – ласково завела я, – Жанна моя подруга…
И потом, ты же давно хотел «Жигули»…
– При чем тут машина? – спросил Гена.
Я выжидательно глянула на спутницу. Надо отдать ей должное,
мышей она ловила мигом. Жанночка раскрыла сумочку, вытащила толстую пачку
зеленых купюр, перетянутую розовой резинкой, и положила ее перед парнем.
– Это взятка? – побагровел тот.
– Нет, – ласково возразила дама, – так, ерунда,
милый пустячок.
– Слушайте, вы… – начал заикаться Юров, – быстро
заберите бабки и шагом марш на выход.
– Но… – начала я.
– Вон!
– Погоди…
– Вон!!! – бесновался Генка. – Вон!!!
Внезапно Жанна подошла к багровому милиционеру, нежно взяла
его за руку и проникновенно сказала:
– Право, некрасиво. Я пришла к вам за помощью, в самую
трудную минуту своей жизни, и такой скандал…
Генка неожиданно заткнулся и вполне по-человечески поинтересовался:
– Что случилось?
Жанна вытащила сигареты, закурила и тихо, голосом человека,
привыкшего раздавать приказы слугам, ответила:
– Я вышла замуж за Виктора совсем молодой, едва двадцать
исполнилось…
Жанночка знала, что муж имеет уголовное прошлое, он сам
поведал ей об этом факте, сообщив, что сидел за экономические преступления.
– Болтают обо мне много всякого, – усмехался
Подольский, – и уголовный авторитет я, и убийца, и еще черт знает кто,
младенцами водку закусываю. Не обращай внимания, дорогая, не надо было мне в
политику лезть, да человек слаб, денег показалось мало, захотелось власти, вот
и пожинаю плоды «свободной печати».
Виктор Климович внешне выглядел, словно профессор
Московского университета конца девятнадцатого века. Седой, в дорогих очках и
отличном костюме… Речь его была подчеркнуто правильной, он свободно оперировал
фамилиями Чехов, Бальзак, Маркес… Мог произнести пару фраз на английском, в
знакомых у него ходила половина «интеллигентной» Москвы, а дома висела неплохая
коллекция картин…
Жанночка безоговорочно поверила мужу. Тем более что с ней
никто никаких разговоров о прошлом Виктора Климовича не вел. А газеты… Кто же
им доверяет в наше время…
– Я прожила с ним два года, – объясняла Жанна, глядя в
глаза Гене, – и теперь хочу знать, правда ли, что он убийца? Пожалуйста,
помогите мне.
Генка молчал.
– Ну поймите, – воскликнула она, – все равно ведь
я найду в вашей системе человека, готового за деньги на все, сами знаете, таких
много… Просто Евлампия сказала, что вы человек редкой порядочности и не
выдадите меня… А другой покажет дело за деньги, а потом стукнет Виктору… И если
правда, что он рецидивист, долго мне не прожить!
– Зачем вам эта информация? – поинтересовался Генка,
барабаня пальцами по столу.
– Чтобы знать, продолжать жить с этим человеком или бежать
от него…
– Думаю, что удрать не удастся, – вздохнул
Генка, – хорошо, подождите.
Он вышел, мы остались в кабинете, не произнося ни слова.
Через час, уже выходя из большого светло-желтого здания,
Жанна сказала:
– Тут на углу кафе, маленькое и шумное, пошли…
Забегаловка оказалась третьесортной, из тех, где подают
хот-дог и куриный суп. Народ в ней толкался не слишком воспитанный и шумный.
Жанна взяла два пластиковых стаканчика с коричневатой жидкостью и четыре
пирожных, мало аппетитных с виду, облитых какой-то липкой массой.
По счастью, у стены в самом углу нашелся свободный столик.
Мы устроились на шатких, неудобных стульях. Жанна брезгливо протерла носовым
платком столешницу, швырнула испорченный платок на пол и сказала:
– Слушаю вас.
Я только дивилась ее самообладанию. Узнала о том, что делит
кровать с человеком, который по уши вымазан в чужой крови, и даже не
поморщилась.
– У меня есть твердая уверенность в том, что ваш муж убил
Эдуарда Малевича.
– Зачем бы ему это делать?
– Узнал о вашей связи…
– Виктор ни при чем.
Я уставилась на Жанну. Та отхлебнула кофе, поморщилась и
повторила:
– Виктор ни при чем!
– Вы настолько любите Подольского, что готовы простить ему
все? Зачем же тогда связались с бедным Эдиком? К чему морочили парню голову
рассказами о страсти? Кстати, он, несчастный, верил в искренность ваших чувств…
Жанна тяжело вздохнула:
– Ничегошеньки вы не знаете. Я люблю Эдика и до сих пор не
могу в себя прийти от ужасного сообщения о его гибели!
– Тогда отомстите за смерть любимого!
– Каким образом?
– Виктор…
– Он ни при чем. Подольский страшно расстроился, узнав о
кончине Эдика.
– Послушай, – обозлилась я, – Бешеный – отморозок,
человек, мигом теряющий голову от злости. Известие о неверности супруги способно
выбить из колеи и более спокойного парня. Мужики, знаешь ли, привыкли считать
жен своей собственностью и страшно злятся, когда кто-то протягивает лапы к их
«имуществу». Так что мотив ясен…
