– Эдик существо ветреное, на долгие, прочные отношения
неспособное… Ладно, сделаем так. Ему ты, естественно, скажешь, что я ревнив,
как Отелло, и убью любого, кто к тебе приблизится…
Жанна «спела песню» Эдику, а у того родился план поставить
спектакль.
– Эдик не знал о ваших истинных взаимоотношениях с супругом?
– Нет, – улыбнулась Жанна, – поэтому мы соблюдали
крайнюю осторожность. Встречались на специально снятой квартире, но…
– Что?
– Но мне иногда казалось, что Эдик на самом деле больше
боится Гемы, чем Виктора, – вздохнула Жанна, – однако, как бы там ни
было, создавшееся положение устраивало всех: меня, мужа, Эдика и Ольгу Малевич.
– Ей-то от этого какая выгода?
– Она получала за исполнение роли Эфигении вполне приличную
сумму. Правда, потом расхотела прикидываться ревнивой идиоткой, так как
влюбилась. Эдик нанял Лену… Но, честно говоря, за последние три недели мы
встретились только два раза.
– Что же так?
Жанна пожала плечами:
– Пропало упоение. Мне Эдик слегка надоел, я ему, очевидно,
тоже. Кстати, одна маленькая птичка принесла дней десять тому назад новость:
Малевич завел роман с другой. Так что наши отношения плавно катились к концу.
– А как звали его новую даму сердца?
– Понятия не имею, – улыбнулась Жанна.
– Почему вы рассказали мне правду о себе и Подольском? Не
боитесь, что разболтаю всему свету?
– Попробуйте, – по-прежнему с улыбкой заявила
она, – можете начать прямо сейчас, но, естественно, понимаете, в какой
гнев впадет Виктор Климович, а если вспомнить очень интересные бумаги, которые
благодаря вам попались мне на глаза…
– И вы будете продолжать с ним жить в качестве жены, после
того как узнали всю подноготную Бешеного? – не утерпела я.
– Простите, но вас это не касается, – со светской
улыбкой ответила Жанна. – Я сообщила вам правду только с одной целью:
поймите, Виктору Климовичу не было никакой нужды убивать Эдика. И потом…
насколько я понимаю, Малевича зарезал не профессионал, а любитель. Виктор же
предпочитает иметь дело только с теми, кто филигранно владеет мастерством, будь
то столяр, парикмахер или сапожник. Полагаю, что и киллера он подобрал бы
наилучшего…
Я только хлопала глазами, глядя на абсолютно спокойную
девицу. Надо же иметь такое самообладание!
– Ну, думаю, все ясно, – завершила разговор
Жанна, – кстати, могу попросить вас об одной любезности?
– Попробуйте.
Госпожа Подольская достала из сумочки несколько купюр.
– Эдик не успел заплатить этой Лене за услуги. Можно вас
обременить просьбой передать ей деньги? Мне не хочется быть в долгу…
– Эта Лена заполучила обманным путем кошелек Эдика,
назвалась его супругой. Между прочим, в портмоне было…
– Мне неинтересна эта информация, – отрезала
Жанна, – важно то, что я не заплатила за услуги. Можете выполнить просьбу?
Честно говоря, я не встречалась с этой дамой и не слишком хочу делать это
сейчас.
– Хорошо, – согласилась я, взяв деньги, – а вы
все-таки попробуйте вспомнить, как зовут женщину, с которой Эдик начал крутить
роман.
Жанна вздохнула:
– Не знаю, но думаю, что она обязательно придет завтра в
десять утра на похороны. Кстати, говорят, многих убийц тянет на кладбище, во
всяком случае, так пишут в моих любимых детективах!
– А кто вам сказал про новую любовь Эдика и, главное, зачем?
Жанна продолжала цвести улыбкой:
– Бог мой! Да просто болтали на тусовке с Варварой Арбени…
Она жуткая сплетница, обожает всех обсуждать, вот и сообщила, что видела Эдика
и некую дамочку на тусовке.
Арбени! Очень редкая знакомая фамилия. Такую носила покойная
первая жена Эдика, Ниночка, талантливая музыкантша, между прочим, тоже моя
сокурсница. Мы, правда, особо не дружили, в гости друг к другу не ходили, но
раскланивались в коридорах весьма любезно.
– Арбени! Она музыкант?
– Нет, – ответила Жанна, поднимаясь, – владелица
салона «Модес хаар» – есть такая жутко модная парикмахерская на Якиманке, прямо
напротив «Президент-отеля». Там работают великолепные мастера, призеры
международных конкурсов парикмахерского искусства. Прощайте, Евлампия, рада
была познакомиться.
С этими словами она положила на стол стодолларовую купюру и
быстрым шагом пошла к выходу.
– Погодите, – крикнула я, – а это что?
Жанна бросила взгляд на зеленую купюру и коротко ответила:
– Вам, за услуги.
Дверь хлопнула о косяк. Я посмотрела на часы, к пяти
прибудет мастер оклеивать дверь, придется ехать домой. Внезапно в голову словно
воткнули раскаленную палку, давно меня не посещала старая подруга мигрень.
Чувствуя, как внутри виска расплывается боль, я принялась искать аптеку.
Вовремя принятая таблетка спазгана способна творить чудеса, но глотать ее нужно
в самом начале приступа, потом, когда мигрень разыграется, можно слопать целый
мешок пилюль, толку будет ноль.
В небольшом стеклянном павильончике возле прилавка стояли
двое посетителей, дедок с палкой и девочка-подросток, по виду чуть старше Лизы.
Дедуся купил упаковку витаминов и отошел в сторону, к
столику, на котором высилась большая хозяйственная сумка. Девочка наклонилась
низко к окошку и тихо забормотала что-то.
Я оперлась о витрину, чувствуя себя разбитой и униженной.
Милая Жанночка ухитрилась, не сказав ни одного бранного слова в мой адрес,
сделать так, что в душе поселилось мерзкое ощущение, которое испытывает раб,
стоя на коленях перед хозяйкой.
Противная старуха в белом халате, отпускавшая лекарства,
неожиданно рявкнула:
– Говори громко и внятно!
– Два индивидуальных средства защиты, – промямлила,
краснея, девочка.
– Тут не Министерство обороны, – злобилась
провизорша, – а аптека! Какая такая защита? Противогаз, что ли?
– Нет, – пролепетала несчастная, – ну эти,
резиновые…
– Грелки?
– Нет… ну, в общем…
– Судно?
– Нет, – бормотала девушка, – в пакетиках…
– Лейкопластырь?
– Ей нужны презервативы, – не выдержала я, –
неужели не понимаете?
– А ты не лезь, – гаркнула старуха, – если эта
прошмандовка в десять лет пришла за контрацептивом, вот пусть громко при всех
называет, чтоб стыдно стало!
