– Значит, никого не осталось, – пробормотала
Аня, – никого, да? Отец, Гема, Эдик… Все? Да? Точно?
– Да, – подтвердила я.
Внезапно Аня рассмеялась, сначала тихо, потом громко, следом
понесся хохот, а по изуродованным щекам потекли слезы.
Я в растерянности смотрела на Яхнину, та закатывалась в
истерике. Пришлось налить еще одну рюмку коньяка и сунуть ее в руку, больше
всего напоминающую клешню.
– Выпей.
Аня мигом проглотила коньяк, хохотнула в последний раз и
выкрикнула:
– Все, все! Сколько раз я представляла себе, что стою у ее
могилы, господи, сколько раз! Только поэтому и скрипела, не умирала! Нет,
думала, ни за что тапки не отброшу, пока на ее гроб не плюну! Ни за что!
Отравилась! Надеюсь, долго мучилась перед кончиной, говорят, от яда жуткая
агония…
Выпалив последнюю фразу, Аня схватила бутылку и сделала
глоток прямо из горлышка.
– За что вы так ненавидите Гему? – тихо спросила я,
видя, как Яхнина скорчила жуткую гримасу, скорей всего обозначавшую радостную
улыбку.
Услыхав мой вопрос, Анечка вдруг строго ответила:
– За все. Это она превратила меня в то, что сидит сейчас в
инвалидном кресле.
– Как?!
– Ну, каким образом она подкупила водителя той машины,
которая столкнула меня с эстакады вниз, не знаю. Может, денег много дала или
пообещала чего, а иногда я думаю, уж не сама ли она за рулем сидела…
– Но зачем ей вас калечить?
У Ани вновь скрючило лицо.
– Так она хотела убить меня, а получилось вон что… Я и в
интернат специально переехала, потому как боялась одна в московской квартире
жить. Сил у меня совсем нет, придушить подушкой ничего не стоит… Хотя нет, Гема
мне скорей всего подсунула бы заразу, она большой, знаете ли, специалист по
этой части!
– Простите, – робко попросила я, – честно говоря,
я мало что понимаю, может, объясните поподробней?
– Сколько лет, – качала жуткой головой Аня, –
сколько лет я хотела рассказать людям правду, но боялась! Гема Даутова страшный
человек. Знаете, есть такая змея – аспид. Удивительно красивое пресмыкающееся,
глаз не оторвать, а укус смертелен. Так и Гема, мила, хороша собой, образованна,
но… жуткая дрянь.
– Может, все-таки расскажете по порядку?
Аня засмеялась и вновь глотнула из бутылки.
– Обязательно, теперь мне нечего бояться, да и следующий
припадок скорей всего меня убьет.
– Какой припадок? – испугалась я, невольно отшатываясь.
– Да не бойся, – хмыкнула Аня, – это не заразно,
астма у меня, но сегодня ничего не случится, я приближение ее за много часов
ощущаю. А рассказать расскажу, давно мечтала правду на белый свет вытрясти!
Слушай!
Глава 27
Анечка Яхнина родилась в бедной, но интеллигентной семье.
Папа ее скончался, когда дочке исполнилось пять лет, и мама-библиотекарь в
одиночку поднимала девочку. Зарплата сотрудницы районного книгохранилища была
очень мала. Валентина Николаевна получала всего 90 рублей в месяц. Правда,
потом она дослужилась до заведующей, и зарплата возросла до 140 целковых. Но
все равно одеться, обуться, прокормиться на эти гроши очень трудно. Сколько
Анечка себя помнит, мать считала копейки, собирая месяцами на зимнее пальто,
сапоги и новогодние подарки… Хорошо хоть с летним отдыхом не существовало
проблем, на три месяца Анюту отправляли в деревню к бабке, матери покойного
отца. Так что июнь, июль и август проходили на природе, остальные месяцы она
проводила в библиотеке. Книгохранилище распахивало двери в 14.00 и работало до
21.00, поэтому Анечка сразу после школы неслась к маме, делала уроки в тишине
читального зала, ужинала и смотрела телевизор в комнате отдыха сотрудников…
Росла Анечка беспроблемным ребенком, тихим, послушным,
замкнутым. Когда другие подростки начали самоутверждаться, грубить родителям,
таскать двойки и требовать красивой одежды, Анечка спокойно ходила в жутких
платьицах, созданных на швейной фабрике «Смена», никогда не спорила с мамой, и
в дневнике у нее стояли только пятерки, там не было ни одной четверки.
Родители одноклассников поголовно завидовали Валентине
Николаевне. Однако дети в школе не любили Аню. Она была очень сдержанна, не
участвовала в проказах и вела себя на переменах словно старушка. Все носятся
гурьбой, стреляются жеваной бумажкой, толкаются, орут, а Яхнина сидит на
банкетке и читает учебник, готовится к предстоящему уроку. Не били за такое
поведение Аню только лишь по одной причине: она охотно давала списывать на
контрольных, легко решая за 45 минут все варианты по алгебре.
Но никто – ни одноклассники, ни учителя, ни мама – не
подозревал, какие демоны таятся на дне души Ани. Класса с пятого девочка точно
знала, кем станет! Врачом, но не простым, районным, бегающим по домам за
копейки. Нищей, бережно складывающей, как мамочка, мятые рубли в коробочки
из-под чая, она не будет никогда! Нет, Анечка достигнет небывалых высот,
создаст, как Флеминг пенициллин, какое-нибудь удивительное лекарство, получит
всемирную славу и Нобелевскую премию. Анечка не знала, чего ей хочется больше:
признания или богатства. Наверное, все же денег хотелось сильней… Ночью Анюта
лежала без сна, разглядывая в слабом лунном свете протертые, дешевенькие обои,
посекшиеся занавески и люстрочку с одним разбитым рожком. Нет, слава хорошо, но
деньги лучше. Нобелевскую премию надо получить всенепременно, у ее детей будет
все: красивая спальня, игрушки, книжки, еда и сладости…
Золотую медаль она получила элементарно. Никому в школе даже
в голову не приходило, что Яхнина закончит учебу с «пустыми руками». Впрочем,
награда была заслужена упорным трудом. Валентина Николаевна не бегала к
директору, как другие родители, не таскала бесконечные презенты учителям, не
выпрашивала пятерки… Мама Ани бывала в школьном здании только на собраниях, да
и то не на всех…
В институт Анюта попала сразу, с легкостью преодолев один
положенный для медалистов экзамен. Началась студенческая пора. Но снова
вечеринки, выпивки и веселье обходились без Яхниной. Аня дни напролет проводила
над учебниками, к третьему курсу стала ленинской стипендиаткой и получала по
ведомости сто рублей в месяц, в отличие от всех студентов, имевших тридцать
пять. Яхнину заметил профессор Яковлев, мировая величина в области тропической
медицины. Александр Михайлович пригрел умную, честолюбивую девочку и, когда та,
получив красный диплом, выпорхнула из alma mater, пристроил ее в аспирантуру в
институт к Даутову.
