Вопрос. Вы недавно ссорились с патроном?
Ответ. Мы никогда не ссорились.
Вопрос. Сколько вам платили, месье Гольдман?
Ответ. Вам нужно будет только посмотреть мою декларацию о доходах.
Вопрос. Это не ответ.
Ответ. Это самый лучший ответ.
Во всяком случае, никто не видел, чтобы он спускался. Правда, никто также не видел и не слышал, как спустился Эмиль Лантен, сначала один, потом с сестрой, а затем ушел через маленькую дверь со стороны улицы Прони.
Без нескольких минут десять на бульваре остановилось такси. Из него вышел Гайярден, расплатился и позвонил в дверь.
Точно через семнадцать минут инспектор Ваше увидел, как он вышел из дома и направился в сторону Этуаль, изредка оборачиваясь, в надежде поймать такси.
Ваше не мог следить за маленькой задней дверью просто потому, что не знал о ее существовании.
Не падала ли ответственность на Мегрэ, который не поверил в анонимные письма и организовал наблюдение только под давлением обстоятельств?
Воздух в кабинете был сизым от дыма трубок и сигарет. Время от времени инспекторы передавали друг другу листки с пометками красным или синим карандашом.
— А не выпить ли нам по кружечке пива, ребята?
Еще долгие часы им предстояло анализировать каждую фразу допросов, а потом они попросят принести бутерброды.
Зазвонил телефон. Кто-то поднял трубку.
— Это вас, патрон.
Это был Мере, который занимался отпечатками пальцев. Он подтвердил, что обнаружил отпечатки Лантена только на дверной ручке и на ящике стола секретарши.
— Но ведь кто-то должен был лгать! — сердито бросил Мегрэ.
Или же убийцы не существовало, что было невозможно.
Глава 7
Простая арифметическая задача и менее невинный сувенир с войны
Мегрэ испытывал такое полное, такое восхитительное облегчение, какое, например, испытывают от горячей ванны после трех дней и трех ночей, проведенных в поезде.
Он знал, что спит, что лежит в своей кровати, что ему нужно было только протянуть руку, чтобы дотронуться до бедра жены. Он даже знал, что была ночь, часа два, не больше.
В то же время он видел сон. Но разве не случается, что во сне делают открытия, которые невозможны наяву? А разве не бывает, что в некоторых случаях ум становится более острым, вместо того чтобы притупиться?
Такое с ним случилось однажды, когда он был студентом. Целый вечер бился над трудным вопросом и вдруг ночью, во сне, нашел решение. Проснувшись, он не сразу его вспомнил, но в конце концов ему это удалось.
Сейчас произошло то же самое. Если бы его жена зажгла свет, то она наверняка увидела бы на его лице насмешливую улыбку.
Мегрэ смеялся над собой. Он слишком серьезно воспринял дело Фюмаля. Бросился в него очертя голову, поэтому очень сильно ошибся. Следовало ли ему в его возрасте бояться министра, который, может быть, станет никем через неделю или через месяц?
Он неправильно начал. Комиссар понял это с самого начала, когда Бум-Бум пришел к нему в кабинет. А потом, вместо того чтобы взять себя в руки, спокойно выкурить трубку, попивая пиво и приводя нервы в порядок, не дал себе ни секунды передыху.
Теперь решение было у него в руках, как с той давнишней задачей. Оно пришло внезапно, похожее на мыльный пузырь, который лопается над поверхностью воды, и он мог наконец успокоиться.
Все! Закончено! Завтра он сделает необходимое, и не будет больше дела Фюмаля. Ему останется только заняться этой противной миссис Бритт и найти ее, живую или мертвую.
Самое главное — не забыть о своем открытии. Сначала нужно было его сформулировать — четко, а не как нечто смутное. Он это понимал. В одной или двух фразах. Только истины кратки. Кто это сказал? Не важно.
Одна фраза. Потом проснуться и…
Внезапно в темноте комнаты Мегрэ открыл глаза и тут же нахмурился. Он пока не окончательно проснулся, и ему казалось, что он еще может узнать истину.
От спящей рядом жены исходило тепло, и он повернулся на спину, чтобы было удобнее думать.
Речь шла о какой-то очень простой вещи, которой днем он не придал должного значения. Он рассмеялся, обнаружив ее во сне. Почему?
Комиссар попытался восстановить ход своих мыслей.
Речь шла, он был в этом уверен, о ком-то, с кем он много раз говорил.
И еще о каком-то незначительном факте. Но был ли это факт? Или речь шла о чем-то материальном?
Почти болезненное напряжение пришло на смену облегчению, которое он испытал после своего сна. Мегрэ упрямо пытался воссоздать в памяти дом на бульваре Курсель сверху донизу, вспомнить его обитателей, всех, кто туда приходил.
До десяти часов вечера он со своими инспекторами работал на набережной Орфевр над протоколами допросов и в конце концов уже знал наизусть малейшие реплики, которые вертелись в голове, как надоевший мотив.
Это было в документах? Речь шла о Луизе Бурж и Феликсе?
Мегрэ казалось, что это так, и он начал искать в этой стороне. Не было никаких доказательств, что это не секретарша написала анонимные письма. Мегрэ не спросил у нее, сколько она получала у Фюмаля. Должно быть, она зарабатывала не больше, чем любая другая секретарша, скорее наоборот.
Она была любовницей Феликса, признавалась в этом без обиняков, но в то же время торопилась добавить: «Мы уже помолвлены».
Шофер говорил то же самое.
— Когда вы собирались пожениться?
— Когда накопим достаточно денег, чтобы купить постоялый двор в Жьене.
Не говорят о помолвке, когда собираются пожениться через десять или пятнадцать лет.
Лежа в кровати, Мегрэ подсчитывал. Даже предположив, что Луиза и Феликс тратят самый минимум на одежду и мелкие расходы, даже если они откладывают большую часть своей зарплаты, им потребуется минимум десять лет, чтобы купить самое маленькое предприятие.
Это было не то, что он только что обнаружил во сне, но тем не менее эти умозаключения следовало запомнить.
Один из них, должно быть, имел возможность достать деньги быстрее, и, так как, несмотря на отвращение, они оставались на бульваре Курсель, именно у Фюмаля они и собирались их взять.
Фюмаль унизил секретаршу, обращался с ней самым недостойным образом.
Она не рассказала об этом ни Мегрэ, ни инспекторам.
Призналась ли она в этом Феликсу? Остался ли он спокойным, узнав, что его любовницу заставили раздеться, а потом велели одеться, с отвращением прикоснувшись к ней пальцем?
И это тоже было не то. Он имел в виду нечто в этом роде, но более показательное.
